Забытые острова

Находка ядовитого паука казалась необыкновенной. На материке он стал редок. Засуха, перевыпас сказались на его численности. А здесь этот опасный для человека и домашних животных паук сохранился и, судя по всему, процветает, возможно, еще и потому, что на остров не проникли его враги: поражающие паука осы-помпиллы, а его яйцекладки — наездники.

Каракурты могли сюда попасть молодыми паучками, едва выбравшимися из коконов, по ветру на паутинках. Еды на острове хватает — комариков-звонцов масса. А вот скорпион и фаланга не добрались до этого райского уголка: ни плавать, ни летать они не умеют.

Брожу по острову, почти обошел его со всех сторон. Кажется, все примечательное заметил, но случай преподносит еще сюрприз. На мысе голые кустики прошлогоднего кендыря сплошь увиты беспорядочными нитями и белыми, плотными, размером чуть больше наперстка паучьими логовищами. Тут настоящая община благожелательно относящихся друг к другу хищников, пауков аранеа корнутус. Редкое явление общественной жизни среди пауков. Все паучье население сидит в глубине своих паутинных сооружений. Яркое дневное солнце и ветер, видимо, располагают их к лени.

Осматриваю логовища обитателей острова и всюду вижу толстых паучих. Кое-где с ними мирно соседствуют самцы. Рисунок брюшка однообразен, напоминает что-то похожее на крест с двойными перекладинами и большим черным пятном. Но цвет варьирует в очень широких пределах — от светло-серого до темного и кирпично-красного.

Паучья компания живет по строгому распорядку: все население состоит из взрослых, все напитались, почти закончили брачные дела, должны откладывать в коконы яички. Не без труда нахожу кокон. Вопреки паучьему этикету при нем нет родительницы, и его охраняет самец. Осторожно отталкиваю его в сторону, но он с самоотверженностью, достойной настоящего мужчины, пренебрегая опасностью, возвращается обратно.

Больше нигде нет скопищ общественных пауков. Верные своим обычаям, они поселились только в одном месте острова тесной, сплоченной общиной. Так, видимо, легче жить.

Приют огородников

Три маленьких острова длиною не более двадцати — тридцати метров примыкают почти вплотную к самому ближнему к Чаганаку лесному острову. При нашем приближении с них поднимается в воздух целая туча крачек и начинает истерическую какофонию. Здесь их прибежище, уже с лодки видны крошечные пухляки. На самом острове обосновались чайки, и мы пытаемся быстро миновать птичьи владения, усиленно всматриваясь под ноги. Крошечные пушистые птенчики прижались к камешкам — не отличишь. Кое-где в ямках на земле лежат пестренькие яички. Чайки быстро успокаиваются, едва мы минуем их поселение.

Почти половина острова занята огородниками. Стрекочут моторы, подающие воду. Здесь для чаек человек привычен, и я радуюсь мирному соседству. Птицы благоденствуют благодаря человеку: хищники сюда боятся заходить. Вижу помет зайцев.

— Их на нашем острове много! — говорит один из огородников. — Живут сами по себе, овощ не трогают.

Но насекомых нет: ни кобылок, ни каракуртов, ни общественных пауков. Все они съедены чайками.

Остров, будто крепость, обнесен со всех сторон высокими береговыми валами из мелкой черной гальки. Озеро отошло от берегов, и валами завладели высокие луговые травы, тростники да кустарники.

Сверкающий глазами

Наш бивак располагался возле песчаной гряды. Наступила ночь. Черное южное небо сверкало звездами, неясными силуэтами виднелись кусты. Залаяла собака, пришлось выбираться из палатки. Прислушался: будто слегка зашуршал песок, качнулся куст, и вновь воцарилась глубокая тишина. На всякий случай осветил фонариком бархан — и едва не вздрогнул от неожиданности. В нескольких метрах от меня загорелись четыре ярких зеленовато-синих фонарика. Они слегка переместились с места на место, замерли, снова передвинулись. Вдруг одна пара фонариков засверкала красным цветом, блеснула вновь зеленовато-синим и еще сильнее покраснела.

Видение было настолько необычным, что я, поражённый, застыл от неожиданности. В голове пронесся вихрь мыслей о каких-то совершенно необычных животных. Осторожно, сдерживая дыхание, медленно шагнул вперед… Тогда и разглядел обладателей чудесных фонариков: ночных ящериц — сцинковых гекконов.

Их было двое. Один из них, очевидно не выразив желания со мною знакомиться, сверкнул красным зловещим отблеском глаз и юркнул в ближайшую норку, другого же я успел накрыть ладонью и прижать к песку.

Утром внимательно разглядел пленника. Это было очень своеобразное существо: большеголовое, тело раскрашено широкими полосами и покрыто крупными чешуями. Что-то в нем чудилось очень древнее и неземное. Геккон передвигался не спеша, будто неуверенно, как ребенок, делающий первые шаги, покачивая большой головой с круглыми глазами. Но иногда это меланхоличное создание неожиданно совершало резкие скачки и, как бы желая наказать меня за излишнее любопытство, ощутимо кусало мои пальцы. Победить недоверчивость геккона казалось невозможным. Всем своим поведением он показывал неприязнь, а глаза его глядели с какой-то особенной безучастной скорбью.