Читаем Забытые острова. Аннушка (СИ) полностью

Парень смотрел на меня настороженно. Ну так еще бы – вся грязная, чумазая, в кровище, с морды лица еще от того англичанина фингалы не сошли, а сегодня еще и новых добавилось. Опять же, вся обвешенная оружием, а «саежка» моя очень уж на автомат Калашникова похожа. Я тоже не торопилась. Посмотрела внимательно, послушала себя, подумала. Раз на катере приехали бандиты, значит, это – их жертва. Держать парня в такой неудобной позе, да еще на жаре – это негуманно. Соответственно, имеет смысл его развязать, что я тут же и сделала. Теперь дальше: языка я не знаю, говорить с ним не могу, а оставлять его развязанного наедине с катером – тоже не хочется. Как пить дать, удерет. А с плавсредством жить лучше, чем без него. Я же вот только недавно думала о том, чтобы сплавать на другие острова. А тут и лодочка, как по заказу! В общем, я махнула стволом – туда, мол, и парень послушно пошел вдоль ручья на поляну.

Дошли до Семы-покойничка. Пацан как-то странно на меня поглядел, и только шагнул дальше, как из кустов раздалось:

- Твою мать!

Я-то уже ждала этого, а вот пацан явно трухнул. Качнулся в сторону и, как я вчера, макнулся в ручей. Выскочил с воплями, как ошпаренный. Ну да ничего, он там на бережке перегрелся на солнце, теперь поостынет немного. Впрочем, я милостиво подала ему руку и вытащила на берег.

- Ком, - вспомнила я еще одно немецкое слово из фильма про войну. И мы пошли дальше.

На поляне нас встретил дедок. Сравнительно бодрый, только морда побитая. Видать, Колян постарался, земля стекловатой мерзавцу. Ну да ничего, ему уже воздалось по заслугам.

- Как зовут тебя, красна девица? – приступил к церемонии знакомства дед.

- Анна Аркадьевна, старинушка.

- Не Каренина часом?

- Свят-свят-свят! Сергеевы мы. А ты чьих будешь?

Ну да, нахамила слегка. А вот нефиг красной девицей обзывать. Я-то знаю, насколько красиво сейчас выгляжу. Ладно еще, из носа не течет, остановилась кровь.

- Федор Михалыч.

- Достоевский, поди? – вернула я шпильку.

- Да нет, - вздохнул дедок. - Каренины мы.

- Охти господя! Ну надо же, как причудливо, порою, жизнь-то играет!

- Ты бы, Анна Аркадьевна, чем вострый ум показывать, руки мне ослобонила.

Дед повернулся спиной, я взмахнула ножиком.

- Ну, будем знакомы, Федор Михалыч. С избавленьцем вас.

- Благодарствую, Аннушка.

Дедуля даже чуть поклонился, не переставая растирать запястья. Видать, затекло сильно.

- А это что за добрый молодец? – кивнул он в сторону немца.

- То немец, - не стала я запираться. – А вот имени я не знаю, поскольку по-немецки помню только слова «Берлин» и «Гутен таг»

Немец уловил что-то знакомое и принялся прислушиваться к нашему разговору.

- Как звать-то тебя? – спросил немца дед.

И повторил по-немецки:

- Wie heisst du?

- Фридрих Клейст, - ответил парень без малейшей задержки. Великая сила – орднунг!

Фридрих? Будет Федей. Ну и что, что два Феди. Дед все равно станет просто Михалычем.

- Федор Михалыч, а вы что, языки знаете?

- Да где там! Так, со школы что-то в памяти сохранилось. По крайней мере, теперь можешь к трофею своему по имени обращаться. Ну а что посложнее – тут я не помощник.

- Ничего, есть тут у меня один полиглот, он запросто потолмачить сможет. Здесь закончим – к нему как раз отправимся. Давайте только сперва тут приберемся, нехорошо мусор после себя оставлять. Да надо еще с парочкой редисок тут разобраться. Пойдемте к вашему Коляну.

- А что к нему ходить? Преставился раб божий.

- Вы часом не из церковных? – покосилась я настороженно.

- И близко не бывал, - деланно испугался Михалыч. - Нет, егерь я. На пенсии, правда.

- Что ж, егерь – это хорошо. Нам тут знающий человек очень даже нужен.

- А «тут» - это где?

- Э-э-э… Давайте, Федор Михалыч, я вам чуть после объясню. А пока – давайте избавим свежепреставленного Коляна от неправедно нажитого имущества.

Одежда бандита после столкновения с тигром ценности не представляла. Разве что на тряпки. А вот в карманах у него нашлось несколько патронов к его ружью, сигареты и зажигалка. Сигареты Михалыч тут же присвоил и задымил. Вот теперь еще одна проблема добавилась: курево ему добывать. А это, опять же, лишний вес.

Ружье, кстати, совершенно не пострадало. Тульская вертикалка, как сказал дед. Видать, имел опыт. Ну а раз так, пусть он ее и забирает, так я ему и сказала. А он, кстати, против и не был. Поднял ружьецо, сноровисто его осмотрел, переломил, проверил патроны, закрыл замок и, поставив на предохранитель, закинул за плечо. Патроны же ссыпал в карман штормовки. Оставалось последнее: главбандит, он же первый, он же Петя, как называли его подельники.

Мужик, видимо, очнулся давненько, и возился, пытаясь освободиться. Услышав нас, прекратил попытки и, перекатившись на бок, злобно уставился на меня.

- Чего таращишься, гаденыш? – спросила я. Злость, нахлынувшая на меня вначале, уже ушла, перегорела, оставив после себя жуткую холодную ненависть к этому бандиту и всем ему подобным.

- Да так, кикимор давно не видал, - ухмыльнулся первый.

Перейти на страницу:

Похожие книги

99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее
99 глупых вопросов об искусстве и еще один, которые иногда задают экскурсоводу в художественном музее

Все мы в разной степени что-то знаем об искусстве, что-то слышали, что-то случайно заметили, а в чем-то глубоко убеждены с самого детства. Когда мы приходим в музей, то посредником между нами и искусством становится экскурсовод. Именно он может ответить здесь и сейчас на интересующий нас вопрос. Но иногда по той или иной причине ему не удается это сделать, да и не всегда мы решаемся о чем-то спросить.Алина Никонова – искусствовед и блогер – отвечает на вопросы, которые вы не решались задать:– почему Пикассо писал такие странные картины и что в них гениального?– как отличить хорошую картину от плохой?– сколько стоит все то, что находится в музеях?– есть ли в древнеегипетском искусстве что-то мистическое?– почему некоторые картины подвергаются нападению сумасшедших?– как понимать картины Сальвадора Дали, если они такие необычные?

Алина Викторовна Никонова , Алина Никонова

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература
Неучтенный
Неучтенный

Молодой парень из небольшого уральского городка никак не ожидал, что его поездка на всероссийскую олимпиаду, начавшаяся от калитки родного дома, закончится через полвека в темной системе, не видящей света солнца миллионы лет, – на обломках разбитой и покинутой научной станции. Не представлял он, что его единственными спутниками на долгое время станут искусственный интеллект и два странных и непонятных артефакта, поселившихся у него в голове. Не знал он и того, что именно здесь он найдет свою любовь и дальнейшую судьбу, а также тот уникальный шанс, что позволит начать ему свой путь в новом, неизвестном и загадочном мире. Но главное, ему не известно то, что он может стать тем неучтенным фактором, который может изменить все. И он должен быть к этому готов, ведь это только начало. Начало его нового и долгого пути.

Константин Николаевич Муравьев , Константин Николаевич Муравьёв

Фантастика / Прочее / Фанфик / Боевая фантастика / Киберпанк
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Кино / Театр / Прочее / Документальное / Биографии и Мемуары