Забытые острова. Аннушка

Вот, млин, счастье-то привалило! Сама министерва пожаловала. Ее после нашей победы развязывать не стали. Так и оставили, как она была, ноги только спутали понадежней, чтобы не убежала. Водой напоили - в самом деле, не садисты мы - а ужинать не пригласили. И то правда: что впустую еду переводить? Все равно ей жить не больше суток осталось. Она просилась было в кусты, но ее обломали: ссы под себя. И это даже не я, это кто-то из наших англичан порадел о болезной. А потом ее просто перестали замечать, словно она предмет интерьера. Бревно там, к примеру, или просто кусок дерьма. На мой взгляд, второе вернее. В палатку ее тоже никто позвать не подумал. Даже если простудится, от инфлюенцы сдохнуть не успеет. На ночь эту овцу привязали поводком к деревцу, чтобы чего не натворила сдуру. Видать, плохо привязали. А я и сама не проверила, и не поручила никому. «Неуд» мне, как начальнице. А ну как она решила бы с кем-нибудь счеты свести? Или просто напакостить напоследок? А что? Палатку пожечь много сил не надо, лишь головешку из костра в нужную сторону пинануть. А она, выходит, сумела как-то от поводка освободиться и этаким червячком до меня доползти. Нахрена только?

- И что тебе надо?

Я поставила «саежку» на предохранитель, но убирать не спешила. Кто знает, что у этой гадины на уме?

- Анна Аркадьевна, я… я понимаю, что совершила непростительный поступок. Но…

В голосе – страх. Я это просто всем существом своим чувствую. Такой страх у нее за свою шкурку, что даже я не таким уж монстром кажусь. Или это все театр? Но вот почему-то ничего в душе даже не шевельнулось. Нет, вру, шевельнулось. Брезгливое такое чувство, словно в дерьме измаралась.

- Ни хрена ты не понимаешь!

И это, к сожалению, действительно так.

- Давай я расскажу, что ты сделала, а потом ты сама себе кару назначишь.

За палаткой тишина, примем за согласие.

- Ты ради своих амбиций, желания отомстить мне и закидонов на почве ревности, продала в рабство десять человек. И была этому очень рада.

- Я не…

- Что «не»? Не хотела? Не свисти. Я видела, как ты ходила гоголем, когда бандиты всех повязали. Видела, как связанную Дзетту пинала. И никаких угрызений совести тогда у тебя не проснулось. И когда Лерку потащили насиловать, у тебя ничего не дрогнуло. А почему? Да потому, что ты заранее так решила. Ты ведь не сегодня с бандосами сговорилась, сегодня ты им только сигнал подала, что мужики отчалили. Значит, ты знала, что произойдет, и хотела этого. Хотела, чтобы меня, Дзетту и Лерку вся банда трахала во все щели до потери сознания, чтобы Михалыча пристрелили за ненадобностью, чтобы Борюсика и остальных избивали и заставляли вкалывать от зари до зари. И все для того, чтобы тебя трахал только главный бандит, а ты имела право приказывать. Власти тебе хотелось, над людьми хотелось поизгаляться. И вообще: тебе крупно повезло, что нынче тебя сразу не кончили. Но это, скорее, из-за неуместной политкорректности.

За стенкой палатки затихло. Потом уже дрожащим голоском, робко так:

- Что теперь со мной будет?

- Вот раньше надо о таких вещах думать. Тебя приняли, признали равной со всеми, все дали – еду, крышу, защиту. А ты равной быть не захотела, ты решила выше подняться. Ладно, тебя не устраивали какие-то конкретные вещи. Но ты ведь могла по-другому решить вопрос. Могла нормально, по-человечески, с людьми объясниться. Могла, в конце концов, просто забрать свое барахло и уйти на соседний остров. А ты что сделала? Так что теперь тебе предстоит опуститься. На два метра под землю.

Я перевела дух и продолжила:

- Судить тебя будут. И я очень удивлюсь, если просто расстреляют, а не придумают чего-нибудь повеселее. Например, живьем акулам скормят. А теперь вали отсюда, не мешай спать. Тебе осталось жить не больше полсуток, так что постарайся провести их с пользой для себя. И не лезь к людям, если не хочешь сократить остаток своей жизни.

За палаткой опять зашуршало, чуть позже где-то поодаль послышались тихие всхлипы, а я действительно стала задремывать. И нога, вроде, подуспокоилась, и глазки закрываться стали. Так, мало-помалу, я и задрыхла, не додумав до конца своих планов.

Насколько все же это гадко – болеть. И неважно, дырка у тебя в ноге или простудифилис. Бесит само ощущение беспомощности, когда для любого простейшего действия нужно звать кого-то на помощь. Вот и я сейчас так: ни умыться, ни поесть, ни в кусты сбегать – ничего самой не выйдет. Время поставки пришло – и то меня сперва к плите поднесли, а потом унесли. Р-р-р-р! Бесит. Чтобы хоть как-то себя занять, я сидела в тени под пальмой, зубрила английские слова. Жизнь в лагере шла своим чередом. Кто-то дежурил на берегу, кто-то варил обед, кто-то тренировался в стрельбе. И обязательно кто-то был неподалеку от меня, на всякий случай. Слов нет, приятно такое внимание, и спасибо всем за это, но вот только… Бесит!