Забытые письма

– Энгус! – настал черед Гая покраснеть. – Ой, глядите, вон Бивен на своей новой игрушке. Отец купил ему автомобиль. Мы предложили бы подвезти вас до дому, но едем на станцию встречать лондонский экспресс. Наш отец возвращается домой на Рождество.

– Я с мамой, просто жду ее здесь. Мы вернемся на конке, спасибо. Надеюсь, вы оба получите чудесные подарки на Рождество, – улыбнулась она и легонько присела в реверансе.

– И вам того же желаем, и всем вашим близким! Не забывайте, мы страшно благодарны вам и вашим братьям, правда, Энгус? – обернулся он к брату, но тот уже удалялся в направлении ярко освещенной пивной. – Простите его грубость. Он сам не свой в последнее время. Ну, мне пора. Да и вам тоже. Вы совсем замерзли!

Энгус показался Сельме ничуть не менее надменным, чем в тот злополучный полдень, когда ему вздумалось у ручья преподать им урок ныряния.

– Надеюсь, он скоро поправится, – ответила она, не столько веря в то, что он изменится, сколько из вежливости.

Гай помолчал.

– Вы пойдете смотреть охоту?

– Возможно. Если погода не подведет. Но вообще-то мы ждем гостей из Брэдфорда – нашу тетю Рут с мужем.

– Да уж, у нас тоже каждый день гости, мамины друзья в основном. Снова шарады, песни у рояля, игра в карты, и гуляем, гуляем, гуляем – пешком и верхом по холмам. Ну просто с ног валишься к концу дня!

– Мы тоже поем песни, а вот в карты мы не играем… Совсем не играем в азартные игры, – ответила она, не уточнив, что еще они в рот не берут и глотка спиртного. – Что ж, весело вам отдохнуть!

– Счастливого Рождества, Селима! – отозвался он, приподняв кепи, и зашагал вслед за братом.

Сердце ее подпрыгнуло – он помнит ее полное имя! Гай излучал тепло точно так же, как его брат излучает холод, и неважно, здоров он или болен. Гай как будто видит в ней друга, равного. В груди поднималось волнение, словно бабочки вдруг затрепетали крылышками.

Они живут в одной деревне, но их семьи принадлежат к разным мирам, между ними высокая каменная стена, прикрытая буковой изгородью. Но Рождество – это особое время, – улыбнулась она, – время, когда ты желаешь добра всем, кто рядом с тобой: богатым и бедным, аристократам и простым людям. Может быть, их миры еще когда-нибудь соприкоснутся? Лишь одно она знала наверняка: она хочет увидеть Гая в охотничьем костюме верхом на лошади.

Шлепок по спине резко вывел ее из мечтательного состояния.

– О чем это ты тут воркуешь с господами красавчиками?

Обернувшись на голос Мэриголд Плиммер – узенькое личико, скривившиеся в усмешке губы, – Сельма тихо ответила:

– Ничего интересного, не стоит внимания.

– Как знаешь. Но не надейся, что кто-то из них одарит тебя милостями. Мама говорит, один из них повредился разумом. Припадок у него был на школьном дворе или что-то вроде того. Мне Тилли Фостер рассказала. Она работает в столовой и все видела – ну, вернее, одна из ее знакомых видела. Так что не все купишь за деньги. И поделом им, и очень это справедливо, что несчастья сваливаются на них так же, как на нас, правда?

– Это печально, – отозвалась Сельма. Неудивительно, что Энгус вел себя так странно. – Его мама, должно быть, очень беспокоится за него.

– Кто? Эта спесивая корова? Леди Задери-Нос из Ватерлоо? И поделом ей. Ты бы видела ее в церкви! Входит через боковую дверь перед самым началом службы, голову замотает толстенной вуалью, будто шторой, только бы нас не видеть. А потом выходит так же, едва орган затихнет. Жалко мне ее мальчиков. Водит их кругом за ручку, как маленьких. Мама слышала, что на кухне у нее…

– Ой, вот и моя мама. Мне пора. Увидимся в вагоне!

Сельме не терпелось отделаться от трескотни Мэриголд. Пусть себе злится сколько угодно. Бедный Гай, бедный его брат… Теперь понятно, почему он выглядел таким усталым, а глаза будто стеклянные. Так было с моим братиком, Доусоном: тогда, много лет назад, с ним тоже случился припадок, он просто горел от жара, но температуру так и не смогли сбить. Мы пытались поливать его ледяной водой из корыта во дворе, потом завернули в одеяла, чтобы он согрелся, но его сердечко не выдержало, сказал доктор. К чему Мэриголд разворошила эти печальные воспоминания?

Сельма стояла, глядя на поблескивающие льдом серебристые холмы над городом, на деревья, тронутые морозной пылью. Какие волшебные сумерки. Через два дня, рождественским утром, они будут петь в саду «Радость миру»[7]. Так что никаких больше грустных мыслей, впереди так много радости! Вот и мама, машет рукой из очереди. Пора возвращаться домой.

* * *

Эсси проснулась на рассвете, задолго до того, как нежный перезвон колоколов возвестил о приближении радости. Утром в Рождество сам ветер вносит музыку колоколов в каждый дом, подумалось ей. Это день пения и праздника. Все-все, даже самые бедняки, сочиняют для себя уютное торжество у очага и находят друг для друга душевное тепло.