Забытые письма

– Гай, попроси Шоррокс приготовить ванну, это поможет ему прийти в себя. А я скажу на кухне, чтобы принесли тебе яйцо «в мешочек» и длинненькие тосты.

– Мама, не беспокойся обо мне, со мной все хорошо… Энгус просто решил покрасоваться, как обычно. Очередная его оплошность…

– Стоит мне отвернуться на пять минут, как вы опять во что-нибудь ввязываетесь.

– Мы же не маленькие. Было очень жарко, и мы просто хотели искупаться.

– А что эти деревенские шалопаи делали на моей земле?

– Ну… ты же знаешь, все купаются в Фоссе, когда жарко. Так уж повелось.

– Только не когда мы в поместье. Я поговорю с приходским советом.

– О, мама, Бартли спасли жизнь нашему Гусси! Тебе следует благодарить их, а вовсе не бранить! Я пообещал, что ты отблагодаришь их, – запротестовал Гай. И всегда-то он стоит на своем, точно как его отец. Какой славный из него получится солдат. Но я должна быть непреклонна.

– Гай, ты порой переходишь границу… Чрезмерная фамильярность с простолюдинами ведет к пренебрежительному поведению и неповиновению. Играть в крикет против команды деревенских – это одно, но кривляться перед ними – совсем другое. Ты должен подавать достойный пример, а не разбрасываться обещаниями от моего имени. Попроси Арки принести сюда чаю. Я посижу, понаблюдаю за Энгусом, просто на всякий случай… Все-таки следовало отвезти его в больницу.

– Как жаль, что папы нет дома. Он ведь обещал вернуться на каникулы.

– Он нужен в армии. Поговаривают о войне с Германией. В штабе обсуждают вероятность чрезвычайной ситуации. Мы не должны беспокоить его по таким пустякам. Ну же, беги. Тебе нужна горячая ванна, ты весь дрожишь в этом своем безобразном купальном костюме.

Хестер не терпелось остаться одной.

– Энгус кажется таким хрупким, весь растерзанный… Бедненький мой… Как смеет беда прикасаться к моим драгоценным мальчикам, моим птенчикам… Я так долго ждала их…

Ей было уже под сорок, и она боялась, что ей не суждено стать матерью, когда наконец они появились – той кошмарной ночью, когда, позабыв обо всем своем достоинстве, она в муках произвела их на свет. Сначала Гай Эртур Чарльз: он выскочил довольно быстро, а потом, не торопясь и ошарашив мать, показался второй малыш, Гарт Энгус Чарльз. Одна боль, двойное счастье, ее прекрасные мальчики, такие похожие между собой. Тогда за одну ночь вся ее жизнь перевернулась, она сразу и бесконечно полюбила их.

Оглянувшись на кавардак, царивший в спальне Энгуса – крикетная бита, рыболовные удочки, хлыстик для верховой езды, разбросанная по всему полу одежда, – она вздохнула. Мальчик не знает удержу, то и дело выдумывает новую шалость… Просто сорвиголова… Отличный наездник, уж сколько призов у него, на любом состязании рвется вперед… На стене оленьи рога, модели кораблей, бипланов… И карта, на которой помечены маршруты полковника Чарльза в Южной Африке. Дома близнецы просто один хлеще другого. А в школе – совсем иное дело. Их определили в разные классы, наказывают за любой проступок. Зато неизменно хвалят за успехи в спортивных состязаниях и военном деле.

Без мальчишек дома всегда так тихо. Она потому и упросила Чарльза позволить ей купить Ватерлоо-хаус: и на выходные им добираться ближе, и до Шарлэндской школы рукой подать, а в этой массивной крепости из серого камня на краю болота проходят все их открытые концерты.

Страшно подумать, что жизнь одного из них чуть было не оборвалась этим чудесным днем. Нет, после сегодняшнего приключения никаких конных прогулок и ночевок в поле, исключено, совершенно исключено до самого конца каникул! А ей следует проявить благородство и оказать теплый прием их спасителям. Вот только почему же Энгуса спасли именно они – дети этого кузнеца-иноверца?

Лишь на прошлой неделе она в экипаже объезжала округу с благотворительными визитами и как раз наткнулась на него. Эйса не торопясь шел вдоль узкой мостовой – как обычно, в кожаном переднике, закатанные рукава рубахи открывают мускулистые руки цвета орехового масла. Темные курчавые волосы – чересчур длинные, точно цыганские – выбиваются из-под кепки. Она взглянула на него из экипажа, ожидая, что он почтительно обнажит голову, но он равнодушно продолжил путь, не удостоив ее внимания, словно она ничего собой не представляла.

– Стойте! – приказала она тогда Бивену. – Догоните этого человека и спросите, почему он так груб со мной.

– Слушаюсь, мэм, – кивнул кучер и поравнял экипаж с Бартли. – Эй, ты, почему не выказываешь знаков уважения ее светлости?

– Ах, это вы, – отозвался Эйса Бартли, прямо взглянув на нее своими угольно-черными глазами. – Скажите вашей госпоже, я кланяюсь только своему Создателю, только ему, да!

Хестер покраснела от такой дерзости и приказала кучеру ехать дальше. Может быть, у кузнеца и свое дело, но землю и дом он арендует в поместье Ватерлоо. Как же смеет он так грубить?