Забытые смертью

— Вот и снова неразлучны мы. Всю жизнь я был мужем тебе, отцом детей наших, хозяином в доме. А теперь в сторожа к вам власти меня определили. Вроде уж и мертвых вас отнять у меня могут. Но кто украдет чужое горе, когда у каждого своей беды полон дом? Как могут забрать то, что в сердце живет? Покуда сам живу, разве могу забыть вас? Простите меня, что пережил всех. Не желал бы я и врагу своему участи такой. Не углядел, не уберег я вас. Живьем бы к вам пришел сам, с великой радостью. Уж как мне эта жизнь опаскудела! Будто наказанье средь живых отбываю. Вы — все вместе. А я совсем один, как крест на могиле иль свеча в изголовье. Вы уж и не вспоминаете меня. Вам хорошо. То-то и оно, что было б плохо, никто из вас помирать не торопился. Видать, светлые души у вас, коль Господь не мучил долго земными испытаниями. Забрал к себе. Знать, не достоин я вас. Мало заботился и берег, мало любил. Но разве можно любить больше? Ведь вы мне — дороже жизни. Сам себе давно не нужен. А вас — не вернуть. Коль ушли от меня — отца и мужа, в сторожах я и вовсе не нужен. Это ж вроде собаки у могил жить стану. На цепи своей памяти и горя…

Луна светила ему в лицо, и старый сапожник не услышал шагов за спиной, не оглянулся. Левон осторожно положил руку на плечо отца. Тот вздрогнул.

— Пошли домой, — позвал Левон. Иосиф нехотя ковылял рядом. Парень в тот вечер понял многое. Он никого не упрекал. Он молча возненавидел власть, отнявшую у него всех братьев, мать.

Иосиф шел рядом, даже не подозревая, какие мысли одолевают сына. А Левон вдруг не выдержал:

— Зачем ты согласился в сторожа?

— Какая разница? Все равно я на кладбище каждый день бываю. Что в том плохого, если я за это копейку в дом принесу?

— Тебе за братьев пенсию должны были выплачивать. Как за погибших. А они отделались от тебя! Заткнули тобой кладбищенские ворота! Сюда никто не хотел идти. Тебя заставили. И ты согласился!

— Остынь. Левон! Ты уж помолчи! На тебе за мать вина лежит. Ее ты проглядел. Теперь и меня к ней загоняешь? Я-то с радостью. Но, смотри, потом не пожалей о торопливости. Успеешь пожить в одиночестве. Но сначала на ноги встань покрепче. Тогда и указывай! Не слишком ли рано взялся меня поучать? Для начала стань мужчиной, опорой мне, помощником в доме, а уж тогда можешь и раньше меня слово сказать, — оборвал отец.

Левон умолк пристыженно. Но в тот же день решил для себя устроиться на работу.

Все попытки парня закончились неудачей. Едва узнавали о том, что Левону нет восемнадцати и он не закончил школу, все разговоры о работе прекращались тут же.

А через полгода, едва Левону исполнилось восемнадцать, его забрали в армию.

Служить ему довелось в Якутии. Здесь он окреп, возмужал. Ни разу не болел, несмотря на суровые морозы. Тут он познакомился с Софкой, пышнотелой озорной девчонкой, любившей грубые шутки, умевшей достойно отвечать на них.

В своем поселке Родники Левон не встречался ни с одной из девушек. Мешала робость, стыд. Хотя с пятого класса был влюблен в свою соседку по парте. С ней пять лет учился плечом к плечу. А объясниться ей в любви так и не решился.

Одноклассница догадывалась. Но ни разу не подала виду, что знает о чувствах Левона. В выпускной вечер она была грустнее всех девчонок. Понимала — не решится Левон… Ни сегодня и никогда.

Софка объяснений нe ждала. Она не любила романтиков и мечтателей. Не признавала томных вздохов под луной, прогулок за руку по темным окраинам. Она сама подошла к Левону, выбиравшему картошку из борозды. Что делать, если их роту направили в совхоз на уборку урожая, а Софка была единственной на все хозяйство учетчицей. И считала себя хозяйкой положения.

— Эй, ты! Хмырь копченый! Чего тут раскорячился, как баба на аборте? — обратилась она к Левону. Тот, полагая встретить пожилую бабу, вскочил ошпаренный, приготовив заряд отборной ругани. Но увидел круглое юное лицо, глаза серые с озорными огоньками. И брань, едва подкатив, застряла в горле. А Левон так и остался с открытым ртом.

— Чего встал, как усрался? Шевелись живее! А то копаешься, как беременный! Чтоб к вечеру на всякого потроха по десятку мешков было! Понятно? — оглядела она Левона и адресовала именно ему: — А ты, горелый, жопу от борозды оторви! Не то яйцы простынут, рожать не будешь!

Рота смеялась, хватаясь за животы. Левон решил проучить Софку по-своему и вечером, придя в клуб на танцы, любезничал, шутил, танцевал со всеми девками, не обращая ни малейшего внимания на Софку. Когда она пригласила его на дамский вальс, Левон с усмешкой отказался. Но тут же закружил с другой девчонкой, пригласившей следом за Софкой.

Он обнимал, прижимал к себе девушку, шепча ей нежные комплименты, танцуя бок о бок с полыхающей гневом Софкой. Та готова была разорвать Левона на куски. Но тот не замечал ее, пренебрегал Софкой и откровенно заигрывал, ухаживал за партнершей.

Софке не пришлось скучать. Она была нарасхват. Вся рота танцевала с нею. Все, кроме Левона.