Забытый богом округ

Мой друг уже не ответил. Все вокруг затихло, мысли, как спасти Матвея не приходили. Время таяло на глазах, и я пошел на радикальные меры. “Сука, ну не пролезу же! Говорил я, что не надо было…” — тем не менее снимал куртку. Сделал подставку из всех вещей, и кое-как втиснулся в вентиляционное окно. Может адреналин сработал таким образом, что я не заметил, как прополз по узкой трубе. Когда я вылез и увидел спящего Матвея, моментально пришел в себя. Его респираторная маска в правой руке, на лице безмятежность, он снял с тела свитер и подвернул под голову для удобства. В двух метрах от него, примерно в такой же позе лежал полусгнивший труп человека.

— Матвей! Очнись! — я потряс его, влепил пощечину. Он открыл глаза, я нацепил маску ему на лицо. — На хрена ты снял защиту, дебил?

— Она…. я не знаю, — выдавил он. Я заметил, что его руки трясутся. Он кивнул куда-то за меня. — Что-то мне плохо.

За спиной стояли те самые бочки, на всех изображен желтый треугольник с каким-то рисунком внутри. Одна из бочек проржавела настолько, что внутренность давно вытекла. Часть массы загустела, часть оставалась жидкой. Наверное, тогда я тоже подумал что нам конец. Но только на пару секунд, затем побежал к одной из дверей. Открыл ее, оказался в похожей комнате, тоже с бочками. В глазах защипало. В третьей комнате я смог открыть дверь в общий коридор и уже бежал за другом. Тот снова был в отключке. Я закинул его на плечи и ринулся к выходу. Он всю дорогу бормотал: “Травят нас, суки....”, потом вроде бы пришел в себя, замолчал.

Когда я донес его до лестницы на поверхность, то не понимал, как найти силы для спасительного, последнего рывка. Ни одна мышца не хотела двигаться.

— Надо ползти, ты сможешь? — спросил я друга. Он кивнул, хотя было похоже, что он сейчас отрубится. Я пустил его первым, и пока ждал когда он залезет до конца, чувствовал на себе взгляд, вспарывающий мою спину холодным лезвием. Прошло минут пять, может даже больше. Я смотрел вверх. Боялся осветить пространство позади себя, боялся вновь увидеть то существо. Может быть и не было никого, и Матвей был прав — это крыса. В тот момент все было более чем реально.

Я с трудом могу вспомнить, как от хранилища мы добирались до станции, проклиная все на свете, как на нас смотрели люди, шарахаясь в стороны. Как время, проведенное на обратных электричках, растянулось до бесконечности.

Последствия нашего похода в подземку проявились уже после того, как мы приехали домой. Мой друг “сгорел” за считанные дни, хотя сначала симптомы были безобидными: тошнота, кашель, температура не выше тридцати семи. Мы думали, что Матвей простыл. Затем начались осложнения, на руках высыпали язвы которые кровоточили, зудели, не давая покоя ни ночью, ни днем. Потом кровавый кашель, вместе с ним подскочила температура до сорока градусов. На скорой его увезли в больницу и уже после обследования выявили неизвестный вирус, схожий с чумой. Заперли в карантин, меня вместе с ним, как контактирующего. Вирус поразил дыхательную систему Матвея, и однажды во сне он задохнулся.

Меня же вирус пощадил. Это мне говорят врачи, но я считаю, что меня он просто убивает медленней и мучительней. Уже второй месяц лечусь, но безрезультатно. Лежу в больнице на карантине, под большими дозами антибиотиков, жаропонижающих сывороток, гормонов и антивоспалительных. Иногда вкалывают морфин, чтоб притупить боль, которую невозможно терпеть. После удается поспать больше пары часов.

А по ночам меня все так же препарирует тот взгляд, что я почувствовал в хранилище. Из темноты, что сгущается в углу бокса проступает темный силуэт и смотрит, смотрит. Хорошо, что осталось недолго.

Мы любили заброшки. Мертвый шаман. Часть вторая.

Я обещал вам пару интересных историй о наших с Матвеем приключениях. Сегодня расскажу еще одну. Историю, которая, по всей видимости, повлияла на всю мою оставшуюся жизнь. А осталось ее совсем немного.

Сонечка — вот кто являлся главным катализатором Мотькиной активной деятельности. Все его походы в заброшки, старые шахты, дома – все это было лишь стремлением обратить на себя внимание этого кудрявого «эльфа». Ну, эльфом-то ее Матвей называл, а мне она всегда казалась обычной девчонкой. Сонечка была девушкой, как говорится, из приличной семьи, и жила в соседнем доме. Ее мама, Ида Львовна, была против дружбы с «этими архаровцами в камуфляжных штанах», то бишь с нами, а в детстве мы для нее были «беспризорники в грязных ботинках». И на порог квартиры Сони нас не пускали, хотя мы регулярно заходили за ней, звать во двор, поиграть.