А что же Чоран? После подавления мятежа политическая обстановка оставалась довольно туманной. Утром 23 января моторизованное подразделение немецкой тяжелой артиллерии прошло по калеа Виктореа: немцы совершенно определенно давали понять, что заняли сторону Антонеску На следующий день Себастьян, все еще пребывавший в шоке, спрашивал себя, как отреагировали на происшедшее его бывшие товарищи по Молодому поколению. «Позиция Германии должна была вызвать смертное оцепенение среди сторонников Железной гвардии. Я думаю о Гите Раковяну (журналист и теолог. —
Судя по тому, что впоследствии рассказывал сам Чоран своей подруге Санде Столоян, к этому моменту вопрос об отъезде все еще был подвешен в воздухе. Дипломатический паспорт у него был уже на руках, но полиция отказывалась ставить там нужную печать. Однажды он прогуливался по бульвару Братяну «с одним человеком». Чоран утверждает, что у него при себе была повестка с приказом отправляться в часть назначения (полк артиллерии на конной тяге). Несмотря на связи в МИДе, отъезд во Францию становился невозможным. В этот момент, рассказывал он, и появился тот человек, кажется, он был судебным репортером. Прогуливаясь с Чораном по бульвару, человек узнал о проблемах Чорана, вытащил из кармана визитную карточку и нацарапал там несколько строк. Философ о ней позабыл, а найдя, собирался выкинуть. Однако, прочтя сделанную на ней надпись, он передумал и отправился к генералу, от которого зависело решение его вопроса. Тот, увидев фамилию на визитке, немедленно проставил в паспорте Чорана необходимую печать. Чоран выехал из Румынии на следующий же день. По сообщению Санды Столоян, «он страшно огорчался, что ему никак не удавалось вспомнить имя незнакомца, которому он был так обязан. Он так никогда и не смог выяснить, кто это был. Судьба или случай — эта встреча определила всю его жизнь...»[705]
Дело происходило, по всей вероятности, в конце февраля 1941 г.; уже 1 марта Чоран написал письмо Петру Комарнеску из Виши[706]. 6 апреля, когда Чоран находился во Франции уже больше месяца, вЕще одна случайность состояла в том, что Мирча Элиаде в том ледяном феврале был со своими друзьями в Бухаресте — по крайней мере, мысленно. В Национальном театре только что поставили его «Ифигению», полную намеков на идеалы Легионерского движения. Ифигения, которую решил принести в жертву ее отец Агамемнон, сперва восстала против своей участи. Затем она согласилась отдать жизнь за нацию, а ее жених Ахилл — стать ее палачом. Элиаде обратился к трагической участи Ахилла, соглашающегося пожертвовать будущей женой и всем счастьем ради высшей цели. Пьеса с треском провалилась — это был один из худших провалов за всю историю Национального театра. Однако премьера, состоявшаяся 10 февраля, послужила возможностью для уцелевших легионеров вновь собраться, пересчитать ряды и сказать друг другу, что, может быть, их поражение на баррикадах 21—23 января не было окончательным. По странной иронии судьбы в тот день, 10 февраля 1941 г., Элиаде отправился из Англии в Португалию.
БУХАРЕСТ — ЧУДОВИЩНЫЙ ОСТРОВ. «ПРОЧЬ ОТСЮДА!» (ИОНЕСКО)