Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран

По всем названным вопросам Чоран занимает иные позиции — об этом свидетельствует анализ «Преображения Румынии». Целые страницы посвящены его отвращению, почти фобии, к византийской цивилизации и ее оттоманским наследникам. Он считает, что его стране «следует учиться лишь у держав, обладающих политическим мышлением. Я бы умер от горя, если бы, по игре случая, Румынии выпало бы воскресить в будущем византийскую культуру. Один-единственный лозунг Французской революции содействовал бы нашему развитию неизмеримо больше, чем вся византийская духовность, вместе взятая»[295]. Правда, он видит у православной Церкви важное преимущество: она всегда была национальной. Однако Чоран сомневается в ее способности внести существенный вклад в увеличение динамизма страны. Руководство Железной гвардии в целом приемлет умеренную модернизацию, однако остается ориентированным на мир деревни. Чоран же считает деревню в лучшем случае «биологической основой» нации, ни при каких условиях не способной стать ее локомотивом[296]. Поэтому он настаивает на «урбанизации деревень», которую считает единственным средством, позволяющим «привести крестьянство в движение и, включить его общий вибрирующий ритм жизни»[297]. По иронии Истории, национал-проведение этой идеи в жизнь начнется при национал-коммунистическом режиме Николае Чаушеску. Руководитель страны выдвинет широкую программу под названием «Систематизация территории и населенных пунктов», во исполнение которой десятки румынских деревень будут снесены бульдозерами и частично заменены унылыми трехэтажными постройками городского типа.

Модернизм Чорана заставляет его восхищаться происходящим в революционной России. Но и в этом случае его взгляды гораздо мягче, чем у Железной гвардии. Он упрекает большевистскую революцию за материализм и считает, что ее универсализм для Румынии стал бы роковым: «Большевистские идеи неизбежно превратят нас в русскую колонию», — пишет он в главе «Война и революция»[298]. Вместе с тем Чоран признает за коммунистами два серьезных достоинства. Первое — их футуристическое мессианство. В данном плане, по его мнению, «Румынии стоит многому поучиться у Москвы». И даже сам он «непременно впал бы в грех национализма `a la Доде или Морра, если бы не заинтересовался когда-то русскими нигилистами и русской революцией»[299]. Второе большое достоинство коммунистов (впрочем, Чоран считает, что оно имеется и у национал-социалистов) состоит в том, что они смогли привлечь внимание Европы к социальным проблемам[300]. Двумя столпами подлинного национализма являются, по мнению Чорана, «сила и социальная справедливость». Восхваляя индустриализацию, он пишет: «Ленин лучше всех других революционеров понял, на каких условиях можно получить власть»[301]. Наиглавнейшей проблемой революции Чорану представляется интегрирование пролетариата в нацию; в легионерской риторике эта проблема вообще не находит отражения. «Напротив крестьянина поднимается рабочий, внекосмическое существо, чье появление знаменует рождение нового типа человека»[302]. Данный подход поразительно схож с неонационализмом группы Юнгера. В самом деле, это почти слово в слово изложение сути концепции, развернутой немецким философом в его «Рабочем» (Der Arbeiter). Юнгер видит в рабочем новый тип, способный конкурировать в современном мире с типом крестьянина и даже с типом солдата.

В целом суть политического проекта Чорана можно выразить в двух словах: коллективизм в сочетании с национализмом. Такова основная идея «Преображения». Подчеркнем, что Чоран стремился одновременно переступить парадоксы и общинности, которую считал устаревшей и лишенной созидательного начала, и индивидуализма, ведущего к «атомизации общества»[303]. Здесь налицо прямая параллель с теорией Константина Радулеску-Мотру. Философ учил студентов Бухарестского университета: «Необходимо единство мировоззрения и действия», чтобы побороть индивидуализм элит (в этой связи Радулеску-Мотру упоминал анархию, упадок нравов, смешное подражание) и инстинктивную общинность масс, исполненную мистицизма. Румынизм, считал Радулеску-Мотру, призван положить конец тому духовному антагонизму, из-за которого до самого последнего времени румыны из высших и из низших слоев общества оставались друг для друга чужаками. «Румынизм должен будет сгладить индивидуализм первых и развеять мистицизм вторых»[304]. Однако в отличие от Чорана старый профессор впоследствии признавал свою ответственность за распространение идей, которые могли способствовать кровавому восхождению Легионерского движения. Его последователь так этого никогда и не сделал.