– Молодец, соображаешь. Рассказываю коротко, но предельно ясно. Некая мадам Рохлина вернулась вчера из длительной командировки. Год назад она разошлась с мужем, следователем прокуратуры Игорем Нолицким, и укатила в Израиль. В служебную командировку что-то там изучать. Не суть важно – что. Муж сначала ей звонил. То пытался помириться и уговорить вернуться, то скандалил, а потом вдруг как-то резко успокоился и отстал. Она этому, сам понимаешь, была только рада: отстал – ну и ладно. Она даже радовалась, потому что у нее самой жизнь наконец пошла на лад. Но теперь, спустя год, мадам Рохлина возвратилась на родину и пошла к бывшему мужу. Ей нужны были кое-какие документы, которые остались в квартире, где она когда-то с ним жила. Его там не оказалось, но, кроме того, Рохлина обнаружила протухшие продукты в холодильнике и толстый слой пыли на всем. Это ее озадачило, но потом, зная непритязательный характер Игоря, она решила заранее не паниковать. Дело в том, что излишней чистоплотностью Нолицкий не страдал, он мог и раньше оставить грязную посуду с остатками пищи в раковине и уехать на месяц отдыхать. Рохлина взяла запасные ключи от загородного дома и поехала туда. Она приехала поздно, но Нолицкого на даче не оказалось. Ехать обратно ночью Рохлиной не хотелось, и она решила в дачном доме заночевать. А утром, едва встав, полезла в подвал за огурчиками…
– Наверное, перед сном на грудь хорошо приняла.
– Суть не в этом. В подвале оказался мумифицированный труп.
Лямзин, который опять зевнул, протирая глаза, вздрогнул и чуть не повредил себе веко.
– Чей? – глупо спросил он, чувствуя, как сон слетел, даже не помахав на прощание ручкой.
– Супруга ее бывшего, разумеется, Игоря Нолицкого. Быстро одевайся и мигом туда. Прокуратура и областной розыск уже выехали. Есть информация о какой-то надписи, надо проверить, возможно, это имеет отношение к нашему делу.
После исчезновения Нолицкого его недолго искали. Квартира была закрыта на все ключи, и, как пояснили соседи, он последнее время там не жил. О существовании загородного дома никто, кроме бывшей жены, не знал, а родных у Нолицкого не было. И все как-то постепенно сошло на нет.
Бреясь на скорую руку в ванной, Лямзин смотрел на себя в зеркало и вспоминал. Следователь Нолицкий был невысоким жизнерадостным толстячком, любящим женщин, деньги и развлечения. Именно в таком порядке, потому что ради очередной «юбки» он мог не только потратить сколько угодно денег, но и продать душу дьяволу. Скорее всего, он страдал какими-то комплексами, потому что похотлив был, как сатир, и у знающего себе цену Лямзина вызывал брезгливость. Впрочем, Игоря Нолицкого многие недолюбливали, причем даже те, кто сам был весьма неравнодушен к женскому полу и еще фору мог дать ему по количеству сексуальных побед.
Дом находился не слишком далеко от Москвы, в старом дачном поселке, где большинство халуп за последние годы из фанерно-деревянных превратилось в каменные добротные особняки. Дом Нолицкого, небольшой, но добротный, приютился в самом удаленном от дороги краю поселка, и со всех сторон его окружали неказистые дачные домики, в которых явно постоянно никто не проживал. Может быть, поэтому никто из соседей не заметил, что на участке давно не появлялись? Но, скорее всего, здесь, как и в большом городе, людям не было друг до друга никакого дела. Отчужденность, возникшая в последние годы между горожанами, как щупальца, расползалась в разные стороны, заражая все больше людей, разделяя и разобщая их.
Лямзину такие отношения не нравились, ему казалось, так не должно быть. Но ответа на вопрос: «Отчего это происходит?» – он не знал.
В доме, несмотря на распахнутые окна и двери, стоял затхлый запах нежилого жилья. Казалось, им пропахли все стены, прозрачные занавески и даже маленькие эстампы, развешанные повсюду.
Пока Лямзин осматривал жилище, молоденький лейтенантик-участковый тарахтел скороговоркой рядом с ним, торопясь изложить как можно подробнее обстоятельства дела.
– В общем, она открыла люк, а там темно, лампочка перегорела…
– Что, ты сказал, на люке стояло?
– Шкаф подвинут был. Рохлина удивилась еще, зачем погреб шкафом закрывать, ну и отодвинула его. Потом достала фонарь, в проем посветила. Говорит, обычно у них погреб водой подтапливался, а тут сухо, и лежит внизу что-то. Она в полутьме-то не разглядела сперва, думала, какое-то тряпье упало. А потом, когда спускаться начала, ногу в сандалии и увидела. Ну, она испугалась и давай скорей наверх.
– Труп в каком состоянии?
– Поскольку в подвале влажно, да и притока кислорода не было, то он саф… сапофи…
– Сапонифицировался?
– Да, – с облегчением выдохнул лейтенант. – Превратился в жировоск, короче.
– Жена труп опознала?
– Нет еще. Рохлина боится на него смотреть.
– Тут я ее понимаю, я бы тоже боялся.
Лейтенант побледнел, вспоминая, что недавно довелось увидеть.
– Но вещи ей на опознание предъявили, – сказал он. – Говорит, его, Нолицкого, они.
Парень прерывисто вздохнул и вытер мигом вспотевший лоб.
– Чего так нервничаешь, первый раз, что ли? – спросил Лямзин.