Забытый язык

Откуда же тогда амбициозность, которую мне приписывает сон? В этот момент я вспомнил об истории, которую я часто слышал в детстве: когда я родился, старая крестьянка предсказала моей счастливой матери (чьим первенцем я был), что она подарила миру великого человека. Такие предсказания не были чем-то необычным. Возможно, моя жажда величия проистекает из этого источника? Однако тут мне пришло на ум более позднее воспоминание из детства, которое могло бы послужить даже лучшим объяснением. Однажды вечером в ресторане в Пратере, куда родители часто брали меня с собой, когда мне было одиннадцать или двенадцать лет, мы заметили человека, который переходил от стола к столу и за скромную сумму импровизировал стихи на любую предложенную тему. Меня послали пригласить стихотворца к нашему столу, и он проявил благодарность: прежде чем поинтересоваться заданной темой, он прочел несколько строк обо мне и сказал, что если может доверять своему вдохновению, возможно, в один прекрасный день я стану «министром». Это было в дни «буржуазного министерства», мой отец незадолго до того принес домой портреты Хербста, Гискры, Унгера, Бергера и других – и мы в их честь украсили дом. Среди них были даже евреи, так что любой трудолюбивый еврейский школьник носил министерские регалии в своем ранце. Оставшиеся с того времени впечатления, должно быть, привели к тому, что незадолго до поступления в университет я хотел изучать юриспруденцию и передумал только в последний момент. Врач не имел шанса стать министром. Возвращаюсь к своему сновидению: только теперь я начинаю понимать, что оно перенесло меня из мрачного настоящего в полное надежд время буржуазного министерства и полностью удовлетворило мои юношеские амбиции. Так плохо обойдясь со своими уважаемыми учеными коллегами просто потому, что они евреи – как если бы один был простаком, а другой преступником, – я действовал, словно был министром, ставил себя на его место. Как же я отомстил его превосходительству! Он отказывает в утверждении меня professor extraordinarius, а я занимаю в сновидении его место»[7].

Интерпретация этого сновидения – прекрасная иллюстрация тенденции Фрейда рассматривать иррациональные влечения, например амбициозность, как несовместимые со взрослой личностью, а потому представляющие собой сохранившуюся во взрослом часть ребенка. Сновидение ясно показывает амбиции, которые Фрейд питал в то время, когда увидел этот сон, однако Фрейд категорически отрицает такую возможность. На самом деле он дает хороший пример процесса рационализации, который был им так блестяще описан. Его рассуждения таковы: «Если бы действительно я так страстно желал, чтобы ко мне обращались в соответствии с новым званием [этим выражением Фрейд стремится минимизировать истинную цель, а именно престиж, сопряженный со званием «профессор»], то это говорило бы о патологической амбициозности». Такой амбицозности, говорит Фрейд, как ему кажется, он не питает. Однако даже если другие сочли бы, что она ему свойственна, ее объектом, утверждает Фрейд, не могло бы быть звание полного профессора. Поэтому Фрейд вынужден заключить, что амбиции принадлежат к его детским желаниям, а не свойственны его современной взрослой личности. Хотя, конечно, верно то, что такие влечения, как амбиции, развиваются в характере ребенка и уходят корнями в раннюю часть жизни, и не следует считать, что они представляют собой что-то отдельное от личности взрослого человека. Говоря о нормальном индивиде, таком как он сам, Фрейд чувствует необходимость указать на четкое различие между ребенком в себе и им самим. В значительной степени благодаря влиянию Фрейда эта четкая граница не ощущается сегодня. Находит широкое признание тот факт, что даже нормальный человек может быть мотивирован всевозможными иррациональными желаниями и что они – его влечения, даже если они произрастают из раннего детства.