Забытый легион

Ромул неуверенно кивнул. А вот Феликса вид умерших товарищей привел в бешенство.

— Мне бы хоть какое оружие! — воскликнул он и уперся руками в бревна.

Страж заметил поведение низкорослого галла и выразительно погрозил копьем: мол, отойди и успокойся.

— Уймись! — прошипел Бренн. Он-то был согласен ждать столько, сколько сочтет нужным Тарквиний. — Ты же не хочешь кончить как тот легионер.

Раздувшееся на жаре человеческое тело, висевшее на столбе с перекладиной неподалеку от загона, в котором содержали пленных, служило жестоким примером парфянской дисциплины. Двумя днями раньше ветеран шестого легиона, могучий мужчина, плюнул на ногу стражнику. Его сразу же выволокли наружу и распяли на кресте.

Ступни ног и руки ему пробили толстыми железными гвоздями, так что от страшной боли он не мог ни стоять, ни висеть. Тщетно пытаясь выбрать менее мучительное положение, он отчаянно дергался на кресте. Вскоре его воля иссякла, и он начал орать. Жестокое представление продолжалось несколько часов. Потом, решив, что пленники твердо усвоили урок, кто-то из стражников походя, ударом копья, прекратил его страдания. Труп же оставили на кресте в качестве наглядного примера.

Феликс сел на землю.

Копьеносец продолжил свой обход вокруг ограды.

— Мы еще живы, а это значит, что они что-то затевают, — сказал этруск.

— Публичную казнь, — прорычал Феликс. — Галлы поступили бы именно так.

— Только не с простыми солдатами.

Ромула его слова все же не убедили.

— В Риме мы окончили бы жизнь на арене. Неужели эти дикари чем-то лучше наших?

— У них нет ни гладиаторов, ни звериных боев. Мы же не в Италии, — веско произнес Тарквиний. — Слышите?

Гонги и барабаны парфян гремели с самого рассвета. Шум народного ликования почти не смолкал с того дня, когда их пригнали под стены Селевкии, но сегодня звуки были другими. Они становились все громче и казались какими-то зловещими. По мере того как солнце поднималось в ясное голубое небо, жара быстро усиливалась. Обливающиеся потом солдаты начали тревожиться.

Бренн поднялся на ноги и взглянул в ту сторону, где змеились уходящие в город улочки.

— Звуки приближаются.

Шум снаружи ограды делался все громче, а внутри ее, напротив, все притихли. Обмотанные окровавленным тряпьем, грязные, обожженные солнцем бывшие воины шестого легиона поднимались на ноги, а стражники, не обращая на них внимания, о чем-то возбужденно переговаривались.

— Тарквиний, что происходит? — Как и многие другие, Феликс не сомневался в том, что этруску известны намерения и поступки парфян.

К ним сразу же обратилось множество лиц.

Тарквиний задумчиво потер подбородок.

— Они ведь еще не устроили настоящего праздника…

— А что с Крассом? — полюбопытствовал Ромул.

После боя о римском полководце не было ни слуху ни духу. Но никто не сомневался в том, что в предстоящем торжестве ему будет отведена заметная роль.

Этруск собрался было ответить, но тут из арки городских ворот на мощеную площадку перед тюрьмой вышел отряд из пятидесяти необыкновенно высоких воинов. На них были новые кольчуги, начищенные до блеска шлемы, каждый был вооружен тяжелым копьем и круглым щитом. За отрядом следовали несколько десятков парфян, одетых в мантии; эти играли на музыкальных инструментах. Процессия остановилась, но устрашающая музыка продолжала греметь.

Римляне поспешно осеняли себя знаками, отвращающими зло.

— Царская охрана, — пробормотал Тарквиний. — Ород решил нашу судьбу.

— Ты и это знаешь? — Ромул взглянул на этруска, но тот, по своему обыкновению, ответил загадочной улыбкой.

Юноша скрипнул зубами.

— А еще что-нибудь ты видел? — осведомился Бренн.

— Я же не раз говорил тебе: нам предстоит дальний поход на Восток.

Встревоженные предсказанием солдаты, не скрывая испуга, поглядывали на гаруспика.

— В те места, где Александр провел величайшую из армий, какие только видел мир. — За время, проведенное взаперти, Тарквиний рассказал товарищам по несчастью много историй о легендарном походе в неведомое, совершенном греками три столетия тому назад.

У многих лица совсем вытянулись. Ромул же всегда восхищался этими сказаниями. И кровь у него в жилах забурлила от радостных предвкушений.

— Нам надо радоваться, что они зашли так далеко. — Тарквиний похлопал по спрятанному за пазухой кожаному мешочку, где хранились травы и древняя карта, которую он лишь однажды показал друзьям. После того как их взяли в плен, из всех скудных пожитков у него сохранились лишь этот кощель, кольцо с изображением скарабея и литуус. — Ее начертил один из солдат Александра. И в руки ко мне она попала, конечно, не без причины, — шепотом добавил он.