Забытый легион

— И ошибся. Посмотри, что от нас теперь осталось! — выкрикнул Тарквиний. — Наша жизнь лишь немногим лучше рабской доли.

Этрусков, обладавших политической мощью или влиянием, практически не осталось, большинство были бедными крестьянами или же, как Тарквиний и его родня, трудились в больших поместьях.

— Кален был лучшим гаруспиком за всю нашу историю. Никто неумел предсказывать по печени так, как он! — Взволнованный Олиний рубанул воздух мозолистой рукой. — Он знал то, что этруски все это время не могли или не хотели понять. Наши города никогда не заключали союзов между собой, и вот Рим поднялся настолько, что разгромил нас поодиночке. И пускай на это потребовалось более ста пятидесяти лет, но предсказание Калена в точности сбылось.

— Он имел в виду тех, кто нас завоевал.

Олиний кивнул.

— Проклятые римляне! — Тарквиний швырнул камень в ту сторону, откуда уже давно улетел ворон.

Он догадывался, что гаруспик восхищается его силой и ловкостью, хотя и не показывает вида. Камень полетел так быстро, что мог бы убить и человека, оказавшегося на его пути.

— С этим даже мне тяжко смириться, — вздохнул Олиний.

— Особенно с тем, как они нами помыкают. — Молодой этруск жадно глотнул воды из кожаного бурдючка и передал его своему учителю. — Далеко отсюда до пещеры?

— Недалеко… — Гаруспик надолго приник к воде. — Но сегодня неподходящий день.

— И ради этого ты тащил меня сюда? Я думал, ты покажешь мне печень и меч.

— Я так и хотел, — мягко ответил Олиний. Он поднялся на ноги и начал спускаться, хмыкая всякий раз, когда опирался на литуус. — Однако знамения на сегодняшний день плохие, и будет лучше, если ты вернешься в латифундию.

Прошло восемь лет с тех пор, как молодой этруск впервые услышал про гладиус — короткий меч Тарквина, последнего этрусского царя в Риме, и про бронзовую печень, одну из тех немногих, с помощью которых предсказатели судьбы обучались своему искусству. Тарквинию до ужаса хотелось увидеть древнюю реликвию. Олиний очень часто упоминал о ней на уроках. Но он знал, что лучше согласиться со старым гаруспиком. Несколько дней не имеют значения. Он поправил мешок на спине и проверил, все ли козы и овцы спустились вниз.

— Мне все равно придется туда подняться. Взять лук и несколько дней выслеживать волков. — Тарквиний попытался придать голосу безразличный тон. — Пусть это серое отродье не считает, что может оставаться безнаказанным.

Олиний лишь хмыкнул в ответ.

Разочарованный, Тарквиний поднял глаза к небу. Не увидеть ему бронзовой печени, пока гаруспик не сочтет, что знамения благоприятны для таких дел. Свистом подозвав собаку, он пошел по узкой тропке вслед за Олинием.

* * *

Гаруспика Тарквиний оставил спать в маленькой хижине, находившейся на середине горного склона. Собака свернулась у ног старика. В очаге уютно потрескивали поленья: кости Олиния мерзли даже в ласковую летнюю ночь.

Молодой человек шел хорошо знакомой дорогой мимо обширных полей, оливковых рощ и виноградников, окружавших громадную виллу Целия. Когда он наконец добрался до крепкой известняковой ограды, та еще не успела остыть от дневного солнца.

Лачуги рабов и почти столь же простые жалкие домишки, в которых жили наемные работники, располагались позади главных строений. По пути Тарквиний не встретил ни души — работники вставали затемно, ложились после заката, а потому приходили и уходили в густой полутьме.

Тарквиний остановился у входа во дворик, вгляделся во тьму, но так ничего и не увидел.

Тишину тут же нарушил мужской голос:

— Где тебя носило весь день?

— Кто здесь? — прошипел Тарквиний.

— Твое счастье, что надсмотрщик спит. А не то получил бы палок!

Испуг сразу прошел.

— Олиний рассказывал мне о наших предках, отец. Это гораздо важнее, чем ковыряться на полях.

— А смысл? — Из дверного проема показался приземистый полный мужчина, крепко державший обеими руками амфору. — С нами, этрусками, давно все кончено. Мясник Сулла делал все наверняка.

Тарквиний вздохнул. Этот спор продолжался уже давно. Около двух десятков лет назад многие из оставшихся этрусских семей и кланов, почувствовав возможность обрести хоть какой-то шанс на независимость, вступили в гражданскую войну на стороне Мария. Это была авантюра, заранее обреченная на провал, и тысячи людей погибли напрасно.

— Марий проиграл, — прошептал Тарквиний, — и мы тоже, но это не значит, что о нашем прошлом можно забыть.

— Для нас это была последняя возможность возродиться и вернуть былую славу!

— Ты опять пьян.

— По крайней мере, я выполнил всю дневную работу, — огрызнулся в ответ отец, — а ты без толку шатался где-то со старым придурком и слушал его бредовые россказни.

Тарквиний понизил голос:

— Это не россказни! Олиний учит меня тайным ритуалам и древним знаниям. Кто-то должен их помнить, иначе мы позабудем все!

— Делай что хочешь. Республику уже не остановить. — Сергий шумно отхлебнул вина. — Ничто не остановит эти сучьи легионы.

— Иди ложись.

— Даже наши боги покинули нас, — пробормотал он.