Забытый легион

За его спиной на арене появилась фигура, с головы до ног облаченная в черную кожу и с закрытым маской лицом. Человек этот был призван изображать Харона — лодочника, перевозящего души умерших через реку Стикс. Держа в опущенной руке большой молот, он направился к голове Нарцисса. Зрители вновь разразились возбужденными криками. Молот, на котором даже издали можно было рассмотреть следы крови и присохшие волосы, поднялся. Затем перевозчик резко опустил его, расколов череп Нарцисса, как яичную скорлупу. Это служило доказательством того, что мирмиллон на самом деле умер. Греку настала пора отправиться к своему богу Гадесу.

Бренн отвернулся. Он не желал отказываться от веры, что смельчак попадет в Элизиум, рай для воинов. Римский ритуал с участием Харона он считал омерзительным и дал себе слово, что с ним такого не произойдет. А такой выход, как позволить убить себя и тем прекратить пытку жизнью, никак не соответствовал его натуре. В самой глубине души Бренна продолжала тлеть крохотная искорка надежды. Это означало, что он должен и дальше убивать людей, не сделавших ему ничего плохого, но практичный воин решил, что будет рассматривать игры как защиту собственной жизни.

«Убей, или тебя убьют», — с горечью думал он.

Те времена, когда он охотился с Браком, возлежал с женой, играл со своим крохотным сынишкой, давно уже превратились в отдаленные воспоминания. И подчас казались чем-то нереальным.

Он пытался вызвать в памяти облик Ультана, звучание его голоса. Друид ни словом не обмолвился о том, что его путешествие окажется таким. Нелегко было за пять лет не утратить веру в богов. В Беленуса, которого он с малолетства просил указать верный путь.

О той участи, которая его ждет, Ультан говорил как о чем-то невообразимом. Значит, это не то, что происходит сейчас. Бренн напряг волю, заставив себя не слышать оглушительного шума. Галл еще не знал как, но не сомневался, что обязательно сбежит из плена.

«Я последний из аллоброгов, — напомнил он себе. — Я встречу смерть свободным человеком. С мечом в руке».

* * *

— Прилагай больше усилий! — Наставник знал, как раззадорить Ромула. — Представь, что это Гемелл!

Парня поддерживала та ярость, что светилась у него в глазах, когда он только был брошен в школу. Среди рабов, попадавших в школу, Котта повидал множество негодяев, которых нужно было переламывать железной дисциплиной. Но у Ромула в душе горело обжигающее пламя, питавшееся виной перед Юбой и родными.

Ромул стиснул рукоять и со всей силы врезал по палусу. Деревянные меч и щит были тяжелее настоящих. Удар учебного оружия по столбу отдался в его руке болью.

— Уже на что-то похоже. Так и продолжай. — На лице Котты мелькнула улыбка. — Ночью отдохнешь. — Он отошел к двум другим гладиаторам.

— Закрыться. Выпад. Отступить, — повторял про себя Ромул точно так же, как на занятиях с Юбой всего несколько месяцев тому назад. О нубийце он вспоминал все реже и реже. Тяжелая жизнь в школе выбила из головы Ромула почти все мысли, кроме одной: выжить. Лишь драгоценные воспоминания о матери и Фабиоле он по-прежнему мог вызвать у себя в любой момент. Да еще чувство вины за то, что последний счастливый день обернулся именно так. Не попроси он Юбу поучить его обращаться с мечом, жизнь могла бы пойти совсем по-другому.

Образ Гемелла незаживающим ожогом отпечатался в его душе.

— Жди. Смотри. Обернись. Отмахнись. — Ромул изящно развернулся и рубанул по палусу, представив себе лицо купца, исказившееся в болезненной гримасе после удара меча.

— Хорошо!

Его наставник, в прошлом воин-наемник, родом из Ливии, попал в плен к римлянам пятнадцать лет назад. Военная выучка помогла ему прожить намного дольше, чем удавалось большинству. В конце концов ливиец заслужил свободу, но остался в Большой школе. Услышав рассказ о последнем бое Котты, Ромул проникся к нему глубочайшим благоговением. Он одолел тогда шестерых, если не больше, противников, продемонстрировав чудеса отваги и выносливости. Диктатор Марий был настолько восхищен увиденным, что тут же провозгласил отважного секутора свободным.

Котта, человек среднего роста, несмотря на то что ему было сорок с лишним лет, сохранил стройность и ловкость. Левая рука у него плохо двигалась с того самого дня, когда он завоевал рудис, деревянный меч, означавший для гладиатора свободу. Его боялись и уважали почти все гладиаторы школы. Даже Мемор время от времени останавливался полюбоваться, как седовласый наставник занимается со своими учениками.

— Ты мне понравился, еще когда тебя клеймили, — сказал Котта. — Большинство визжат под железом, как поросята.

Ромул покосился на красную неровную отметку на своем правом плече. Буквы «LM» удостоверяли, что он является собственностью Большой школы (Ludus Magnus). Боль от прикосновения раскаленного докрасна металла была невыносимой, но ему каким-то образом удалось заставить себя не издать ни звука, невзирая даже на ужасный запах горелой плоти. Как и принесенная перед тем клятва повиновения, эта процедура служила серьезным испытанием на смелость.