Забытый. Москва

Идти довольно далеко и (разговор происходил в начале мая) из-за грязи углов не срезать, так что когда вошли во двор, их уже встречали. Несколько парней и девок метались по двору, а на крыльцо вылетела с радостно-ожидающим лицом (Дмитрий сразу увидел, что ему и глаз ее искать не надо, что она давно уже его, без всяких ухищрений и соблазнов  — его!) хозяйка. Он почти не узнал в ней «ту» женщину, так она изменилась: напряженность, настороженность, злость исчезли из позы и глаз, женщина излучала радость и преданность. И женщина-то была хороша! Высокая, узкая в плечах и бедрах (и оттого кажущаяся еще выше), с неестественно высоко посаженной большой грудью. Лицо тоже узкое, продолговатое, с большими яркими губами, нос тонкий, чуть вздернутый, глаза большие, но близко посаженные  — вообще она казалась похожей на саблю  — длинная, острая! Глядя на нее, Дмитрий даже забыл на время, зачем пришел: «Почему там, тогда я всего этого не заметил? Не до того, что ли, было? Ну  — сильна!»

—  Господи Боже! Какой гость к нам! Не взыщи, княже, коли что не так, не ждали тебя... да и живем...  — князья в гости не ходят...  — она сама храбро заглядывала ему в глаза и, хотя видно было  — обжигалась, отводила взор, но не могла сдержаться, снова смотрела  — она и боялась, и хотела обжечься.

«Черт! Сама хочет! Что делать-то? Неудобно, перед Гришкой стыдно».

—  Проходи, проходи, вот сюда,  — она взяла его за руку, стиснула своей длинной горячей ладонью, повела в горницу. Дмитрий наконец опомнился, вспомнил, зачем пришел, стал оглядываться: «А домик-то скромен. Слишком даже. Что ж он, атаман... Или боится?»

Пока проходили сени, Гришка метнулся куда-то в сторону, распорядиться, и в горницу хозяйка ввела его одна, провела в передний угол, слегка поклонилась, все не отнимая руки:

—  Садись, князь. Сюда вот...

Дмитрий стиснул ее ладонь, потянул в сторону, разворачивая к себе лицом, и заглянул в глаза. Глаза ее, привычно уже для него, распахнулись и остановились. Она слепо потянулась к нему, страшно, ногтями вцепившись в руку, ткнулась жесткой грудью в его грудь, стала прижиматься, крепче, крепче... а глаза смотрели сквозь, ничего не видя. Дмитрий повел свободной рукой по щеке, шее, плечу, чуть прижал грудь (она тихо-тихо ахнула), по талии, завел за спину, стал опускать ниже, ниже (а там становилось все больше, больше и вроде не собиралось заканчиваться) и... услышал шум в сенях. Он вскинул руку ей на плечо, сильно встряхнул (она вздрогнула, опомнилась) и приложил палец к губам. Она отступила на шаг, отвернулась, передернула плечами.

Дмитрий опустился на скамью, куда она показывала:

—  Спасибо, хозяйка, ласково встречаешь. Как зовут-то тебя, я забыл тогда спросить.

—  Дарьей,  — она опять смотрела на него, но смущенно, беспомощно, спрашивая взглядом: что же теперь?

Дмитрий еще раз приложил палец к губам, улыбнулся. Она просияла, крутнулась к полкам, загремела посудой. Вошел Григорий:

—  Вздохни чуток, княже. Сейчас...

—  Гриш, не суетитесь вы с угощением. Я ведь по делу, ненадолго. Ну-ка сядь.

Григорий послушно сел, поторопив все-таки жену:

—  Даш, что ж ты долго так!

Дарья начала выставлять на стол посуду, влетел парень с кувшином, женщина с мисками, вокруг стола началась известная суета.

—  Скромно живешь, Гриш.

—  Мне хватает.

—  Сколько у тебя лошадей?

—  Две.

—  Две?!

—  Одна мне, одна по хозяйству. Мы ведь не пашем, не сеем.

—  А коров?

—  Одна.

—  И хватает?

—  А куда нам? Детей у нас пока... (тут он как-то запнулся и вроде даже покраснел) как и было, молока на такую семью хоть залейся, да и масла, и чего хошь. Хлеб на торжище дешевый. Мясо... И на базаре свинина какая хошь, и охота за Волгой добрая.

—  А ты, Даша, не хочешь, чтоб двор побольше, побогаче был?

—  Да я ведь  — как он, а он у меня... Ему вообще ничего не надо. Кусок хлеба, кружка молока есть  — и ладно. А молока не будет, он с квасом съест, да и пошел.

—  Гриш! Коль у тебя такие запросы, зачем же ты в лес подался? Никак я не пойму.

—  Я в лес, князь, не за богатством ушел. Говорили мы уж ведь. Не хочу на сволочей этих спину гнуть.

—  На татар, что ли?

—  На татар все одинаково гнут. А на своих вот... Им работы, али денег — мало! Им... Коли охота да время будет, Дашку вон расспроси, она тебе порасскажет... А мне вспоминать неохота. Да и... всего не расскажешь...

Григорий смотрел перед собой нехорошим, остановившимся взглядом, Дарья замерла на месте в испуге, Дмитрий понял, что влез не туда, резко повернул разговор:

—  Не вспоминай. Теперь ты сам по себе. Но хозяйство твое теперь  — сам должен понимать. Выросло!

—  Ты о разведке?

—  Да. У Ерошки вы уже не помещаетесь. Да и он стоном стонет, говорит  — всех покупателей распугали.

—  Ему и без покупателей знаешь сколько достается? Все недоволен, толстая морда!

—  Он не тем недоволен. Ему ведь с вами не век вековать. Вот отойдете вы от него  — и что? Ни вас, ни покупателей. И останется он на мели. Но Бог с ним, с Брошкой, разве в нем дело. Разведку крепить надо. Стало быть  — затевай свое подворье. Солидное, боярское  — не мелочись.

—  Боярское?! Мне?!

—  А что?