Элиза открыла глаза, наблюдая за его лицом, из черт которого складывала истории. Когда Натаниэль тоже открыл глаза, их взгляды встретились, и внезапно она ощутила себя живой. Надежно закрепленной, материальной, существующей.
Потом все закончилось, они разъединились, и физическая связь исчезла. Они оделись, и Элиза проводила Натаниэля вниз. Она встала рядом с ним у входной двери, беседуя о недавнем приливе, о вероятности плохой погоды на будущей неделе. Вежливая беседа, словно Натаниэль всего лишь заглянул одолжить книгу.
Наконец он протянул руку, чтобы открыть дверную защелку, и тяжелое молчание повисло между ними — бремя того, что они натворили. Натаниэль потянул дверь на себя, но толкнул обратно и повернулся к Элизе.
— Спасибо, — сказал он.
Элиза кивнула.
— Роза хочет… Ей нужно…
Она снова кивнула, и Натаниэль чуть улыбнулся. Он открыл дверь и растворился в ночи.
Шла неделя, непривычное стало привычным, и жизнь потекла своим чередом. Натаниэль приходил с новыми эскизами, и они вместе обсуждали иллюстрации к историям. Художник приносил карандаши, вносил изменения по ходу разговора. Часто, закончив работу над эскизами, они беседовали на другие темы.
Иногда они разговаривали, лежа на узкой кровати Элизы. Натаниэль рассказывал о своей семье, которую Элиза считала мертвой, о невзгодах детства, об отце, работавшем в порту, и материнских руках, потрескавшихся от стирки. Элиза почему-то открывала ему тайны своего прошлого, о которых еще никому не говорила: о матери, об отце, которого никогда не знала, о мечте найти его за далекими морями. Странная и нежданная интимность их связи позволила Элизе рассказать даже о Сэмми.
Так прошла неделя. В последнюю ночь Натаниэль пришел пораньше. Казалось, он не хочет выполнять их общий долг. Они сидели по разные стороны стола, как и в первую ночь, но не обменивались словами. Потом внезапно, без предупреждения, Натаниэль потянулся и поднял прядь ее длинных рыжих волос, отливающих золотом в пламени свечей. Он сосредоточенно глядел на золотые нити меж пальцев. Его темные волосы тенью спадали на щеку, в распахнутых черных глазах плескались невысказанные мысли. В груди Элизы внезапно что-то сжалось, ей стало жарко.
— Я не хочу, чтобы это кончалось, — наконец тихо сказал Натаниэль. — Глупо, я знаю, но я чувствую…
Он умолк, когда Элиза подняла палец и прижала к губам Натаниэля, останавливая его.