Забытый вальс

Я плакала в ту ночь. Не знаю, слышала ли Иви, как чужая женщина плачет рядом с ее отцом в чужом доме. Кое-как удавалось заглушить плач подушкой. Шон гладил меня по спине. Я бормотала:

— Прости. Сейчас перестану. Извини.

За завтраком мы снова увидели ребенка-переростка, белая попка торчит из розовых пижамных штанов. Она выбирала из мюсли орехи и выкладывала их на стол, аккуратная кучка возле тарелки.

— Ешь нормально, Иви! — велел Шон.

— Может, тебе яйцо сварить? — предложила я.

— Терпеть не могу яйца! — огрызнулась Иви.

С другой стороны, если бы не Иви, нас бы тут не было. Так мне кажется.

Я поцеловалась с ее отцом на втором этаже его дома, и девочка захлопала в ладоши, подбежала к нам и поздравила: «С Новым годом, папочка!» И он наклонился, чтобы поцеловать и ее.

С точки зрения Шона, в тот день ничего особенного не произошло. Будь проще и останешься в выигрыше, а если и не выиграешь, хотя бы все будет просто. Так он говорит. Но вскоре после этого поцелуя, между одной нашей пятницей в гостинице и другой, Иви начала исчезать.

Как постоянно присмотренный ребенок ухитрялся это проделывать — загадка. Поначалу родители толком и не замечали, но постепенно дошло: Иви никогда не была там, где должна быть. Терялась по дороге на второй этаж, не являлась к обеду, и приходилось выковыривать ее из детской или из комнаты au pair, или же ее находили в саду без пальто. Однажды, примерно в ту пору, когда умерла наша мама, Иви не вернулась от Меган. Триста метров по сельской дороге, даже Иви разрешалось пройти их самостоятельно.

— В котором часу она ушла? — спросила Эйлин Фиону.

Обе пары родителей выскочили из домов, расселись в четыре машины и рванули на поиски. Пропажа обнаружилась почти сразу: Иви стояла у обочины, словно на воображаемой остановке, и как будто не сознавала, что ее путь домой несколько затянулся.

— Что ты делаешь, Иви?

— Просто смотрю.

Отчасти — характер. «Иви, не копайся». С трех лет Иви повадилась застревать на заднем сиденье автомобиля, никак не решаясь спрыгнуть. Любой порог — непреодолимое препятствие, всякое путешествие затруднительно не столько для Иви, сколько для окружающих, тщетно пытавшихся понять, как же она ухитряется так тянуть время.

«Пошли, Иви!» Допустим, инфантилизм, очередной способ уклониться от взросления. Но потом она убрела от матери в торговом центре «Дандрам», а когда обезумевшая Эйлин отыскала ее у фонтанов, Иви не смогла объяснить, как туда попала.

— Я… это… — бормотала она. — Я не помню…

Шон отказывался верить, что у Иви снова проблемы. Наши с ним отношения к тому времени зашли чересчур далеко, он с трудом поддерживал равновесие. И «не собирался снова проходить через все это». Он обсуждал со мной Иви по телефону в бесконечные дни после смерти Джоан, но не слушал — не мог слушать — Эйлин, когда она вновь на полную мощность запустила механизм производства паники.

— С ней все в порядке, — твердил он. — Девочка просто растет. Ничего страшного.

В субботу после летних каникул Иви не вышла к отцу из театрального кружка. Шон поминутно проверял часы и наконец зашел в кабинет, где учительница уже собирала вещи. Выяснилось, что Иви, хотя ее довезли до двери, в кружке так и не появилась. Они вдвоем прочесали здание, потом Шон решил попытать счастья снаружи. Он выскочил на улицу, побежал в горку, мимо домов, дверей, девиц, куривших на остановке, к торговому центру, спустился на первом попавшемся эскалаторе и застыл посреди атриума. Перед ним распахнулся опрокинутый мир, столько дверей, поворотов, углов — никогда прежде он не замечал, как их много.

Он хотел выкрикнуть имя дочери, но так и не закричал. Вместо этого подошел к охраннику, и тот забормотал в портативную рацию, потом записал телефон и велел звонить в полицейский участок. Шон позвонил с улицы, его обтекали автобусы и машины и старушки с тележками, каждый занят обыденным делом. Ответил мужчина, попросил минуточку подождать. Затем подключилась женщина. «Наверное, у меня расстроенный голос, раз они перепоручили меня девице», — подумал Шон.

— Можете описать вашу дочь?

Слово «дочь» она произнесла так, словно подозревала его во лжи. Сейчас его в чем-то уличат.

— У нее большие глаза, — начал он.

Заметная пауза в трубке.

— Не спешите, сэр. Вы можете сказать, какого цвета у нее глаза?

Усилием воли Шон превратился в человека, способного описать свою дочь словами из вечерних новостей: ее возраст, рост, цвет волос.

— Как она была одета?

— Позвоню ее матери, — сказал он.

И, как только прервал разговор, ему позвонила Эйлин. Сначала он не понимал, что она говорит, с тем же успехом она могла бы заговорить на датском, но кое-как разобрал наконец, что Иви позвонила Эйлин или же Эйлин позвонила Иви, оказалось, что та в театре, где и должна быть.

— Так ты что, все занятие просидела в туалете?

На это Иви ответила:

— Нет! — И, подумав: — Выходит, что да.