Оставив меня на растерзание, зловредная парочка отбыла в соседний отдел салона — выбирать для меня наряд. Когда на мою голову наносились последние штрихи лаком для волос суперсильной фиксации, модистка приволокла жуткое сооружение из золотой парчи с корсетом и шлейфом.
— Выбрали вот это? — вскинул брови стилист.
— Сомневаются. Велели примерить. Совсем загоняли! — пожаловалась модистка и стала запихивать меня в вышеописанный туалет.
Наконец-то увидев себя в зеркале… Я пережила эмоциональный катаклизм. С
Вся такая, золотая и королевская, я спустилась в отдел одежды.
Слава Кришне, там, среди развешанных рядами дорогих шмоток, кроме Тони и Вика, никого не оказалось. Ну разве что еще пара модисток.
Вик первым меня заметил. Его голова возникла над рейкой с вешалками и закричала:
— Матерь Божья! Ты что с ней сделал?!
Из района дислокации комбинаций и ажурных чулок появился Энтони. Увидев меня, он сказал: «Ой».
Он разглядывал меня, а мне его разглядывать было ни к чему — я и так видела, как ему идет новый не то сюртук, не то китель. Удлиненный, строгого полувоенного стиля милитари, он делал Энтони как будто еще стройней и выше ростом. И цвет был отменный — черный на плечах плавно перетекал в густой оттенок индиго на обшлагах рукавов и на полах.
А вот то, что Энтони постригся, мне вовсе не понравилось. Свои кудряшки он укоротил едва ли не вдвое!
— Ты что натворил?! — завопила я. — Ты зачем постригся?! Тебе кто вообще разрешил?!
— Не вопи, блондинка, — отмахнулся Тони. — Как тебе это платьице?
Я, обидевшись, что меня обозвали блондинкой, процедила:
— Так себе. Ничего.
— Ничего хорошего! — возмутился Вик. — Мадам Помпадур на выданье! Сыр рыцарь, ты сбрендил — ее в таком виде к нечисти вести?!
— М-да. На вешалке платье смотрелось приличней, — оправдывался Тони, обойдя вокруг меня, и задумчиво нахмурил брови.
Я надула губы — ничего себе комплимент!
— Может, сиреневое шелковое будет лучше? — с сомнением прикинул он.
Услужливая модистка мгновенно определила, что именно имеется в виду, и тут же подала мне новое платье. Понимая, что артачиться и возражать бессмысленно, я отправилась в кабинку за ширмы переодеваться.
Вздыхая по суровой девичьей доле, я слышала краем уха, как между обсуждением имеющихся на примете нарядов для меня Тони поинтересовался у приятеля:
— О чем говорили, пока меня не было?
— Ни о чем. Уж точно не о тебе, мнительный ты мой.
— Врешь.
— Что ты! Вот те крест!
Дурацкая, на мой взгляд, шутка. Но оба, слышу, со смеху в дамских чулках запутались. А когда я, запаковавшись в сиреневый шелк, вышла для дефиле, они на пару пытались расстегнуть застежку у красивого малинового бюстгальтера, превратившегося в кандалы на руках Вика. Даже со стороны это смотрелось забавно — уж представьте, как веселились сами мальчики.
— Чертов лифчик! — возмущался Вик.
— Это бюстье, — возразил Тони.
— Какая разница! Венера, богиня прекрасная, умоляю! Спаси! Я попался в ловушку… О, дочери Евы! И лифчики-то у вас коварные!
— Это тебе на будущее, — потешался Тони, — впредь не будешь к незнакомым лифчикам приставать.
Я вызволила несчастного, и он немедленно скрылся в зоне ночных сорочек.
— Ну как? — спросила я, покрутившись.
Пара модисточек восхищенно всплеснула руками, а Энтони снова придирчиво оглядел меня со всех сторон. Честно говоря, в этом платье я казалась себе сиреневой селедкой: оно было обтягивающим, длиной до щиколоток, с узкой юбкой, глухим воротом, как у свитера, но без рукавов.
— Отвратительно, — сказал Тон. — Подол волочится, в груди узко, зад висит, живот выпирает.
Его недовольная мордашка была так близко, что я не удержалась и замахнулась, чтоб отвесить хорошую пощечину. Но «критик» перехватил мою руку… и галантно поцеловал.
— Вас не достойно ни одно платье, моя дорогая.
На пустые комплименты меня не купишь! А вообще-то новая стрижка ему очень даже идет. Только б никакие вампиры не соблазнились на открывшуюся шею…
— Ой, Венерочка! Примерь! — Новым трофеем Вика оказался гипюровый пеньюар.
Энтони быстро вручил мне пару вешалок и затолкал за ширмы.
— Не хотите — не надо, — не расстроился Вик. — Все равно куплю.
— Зачем? У тебя ж нет девушки.
— Повешу над кроватью и буду любоваться одинокими зимними вечерами. Или сам носить стану.
— С ума сошел?
— Ох, с вами сойдешь — не заметишь… Тогда подарю кому-нибудь. Например, одной из твоих бабушек.
— А в глаз не хочешь?