Зачарованная

У нее было все, о чем она мечтала и чего желала последние два года, – лучшая артистическая уборная в театре, блестящая многообещающая карьера и прекрасный талантливый партнер по сцене.

И все же она чувствовала себя глубоко несчастной. Радость от сценического успеха была омрачена тем, что она в глубине души прекрасно знала, кому должны были достаться эти похвалы. Чувство огромной вины, впервые появившееся в тот ужасный день, когда Мадди отвезли в больницу, не исчезало. Оно еще сильнее мучило ее после памятного разговора с Сашей, когда он рассказал ей о прогнозах докторов относительно Мадди.

После шестинедельного пребывания в больнице Мадди, казалось, должна была встать на ноги. Но она все еще находилась в кровати и лишь иногда пересаживалась в инвалидную коляску. Не говоря о ее танцевальном будущем, врачи вообще ни в чем не были уверены.

Для Мадди карьера балерины теперь была закрыта. Именно Николь разрушила ее, и Саша получал странное болезненное удовольствие от того, что во всех подробностях описывал бедственное состояние Мадди. Он рассказывал жене, что Мадди почти не разговаривает, поэтому врачи опасаются за ее душевное здоровье, хотя в общем она начала немного поправляться.

А тут еще Иветта! Она уже несколько раз спрашивала у дочери, когда та собирается навестить Мадди, но Николь все время находила какие-то жалкие отговорки, понимая, что не вынесет вида сводной сестры, сидящей в инвалидной коляске.

Отношения с Сашей тоже не улучшались. Николь изо всех сил старалась не думать о нем, презирать его и не переставала испытывать физическое влечение, хотя он большую часть времени игнорировал ее, а если и говорил с ней, то на его лице присутствовало неприязненное выражение. Николь была уверена, что у него есть любовники. Саша постоянно куда-то исчезал, и она очень страдала от того, что ее воображение подбрасывало ей бесстыдные картины его любовных утех.

Николь чувствовала, что стала некрасивой, потеряла свою привлекательность. А ей сейчас нужен был кто-то, кто подошел бы, обнял и сказал ей, что она по-прежнему прекрасна.

Когда Николь уже подходила к служебному входу, ее окликнул Стэн и передал записку.

– Спасибо, – машинально сказала она, взяла конверт с посланием и вышла на улицу к ожидавшим ее любителям автографов.

В такси по дороге домой она вспомнила про конверт и достала сложенный вдвое листок. После первого же взгляда на бумагу у нее перехватило дыхание, а сердце часто забилось. В записке говорилось:

«Дорогая мисс Делиз! Как вы, может быть, знаете, меня недавно уволили из Королевского Оперного театра из-за несчастного случая, который произошел с Мадлен Винсент. Я думаю, имеет смысл поговорить о том, что я имею право на компенсацию за потерянное место. Зная, какого успеха вы достигли после этой истории с Мадлен Винсент, я понимаю, что вам со мной не очень хочется встречаться, да и мне не хотелось бы доставлять вам какие-то затруднения. Это понимание, как и мое молчание, стоит денег. Считаю, что двести фунтов в месяц – не очень высокая цена за ваше спокойствие. Об остальном поговорим позже. С нетерпением жду первого взноса на мой счет в банке».

Подписи не было. Вместо этого Николь нашла в конверте расчетный счет банка, куда следовало перевести указанную сумму. От гнева и отчаяния она вздрогнула. Это был шантаж, но она ничего не могла поделать.

Ей было ясно, что все могло быть еще хуже. Этот негодяй просил не так уж много, даже если ей и придется платить ему до самой смерти.

Но цена, которую Николь приходится платить за успех, оказалась непомерно высокой. В последнее время она все чаще начинала думать, что все, чего она добилась, не стоит ее нравственных страданий.

Глава 49

Себастиан бросил окурок в кофейную чашку, стоявшую на крышке фортепиано, и убрал волосы с лица. Зевнув, он бросил взгляд на часы. До того, как он пойдет в больницу к Мадди, осталось два часа, но вначале нужно повидать Кристофера.

Себастиан ночи напролет просиживал над мюзиклом, чтобы компенсировать время, которое ему приходилось проводить в больнице у Мадди или в дороге. В июле должен приехать в Лондон Джаспер Конрад, и ему нужно дать послушать переработанные песни. Работа была напряженная. Себастиан понимал, что до завершения этого произведения ему нужно скрыться от всех на два-три месяца. Но времени не было.