– Миледи, ваша наивность даже не забавна. Над глупостью Иви можно умиляться, но от кронпринцессы я ждал куда большего, – он откровенно усмехается этим слабым попыткам, и я чувствую, как его взгляд скользит по моим скулам, шее, выступающим косточкам ключиц и линии корсета, стягивающего грудь. Будто гладит, вызывая колкие мурашки. – Вы не можете не понимать, что такое Манчтурия. Это бесконечные пески и глиняные города в оазисах, это набеги диких волайских племён с границ, от которых мы защищаем веками весь Афлен и, по сути, весь континент. Это иной уклад жизни, другая вера и другое отношение к женщинам. Даже до глупости самоуверенным кронпринцессам, за которыми тянутся сплетни и слагаются легенды.
– Любопытно узнать, какие. Что вы слышали обо мне, граф?
– Говорят, ваша мать причислена к образам святых…
– Это только попытки жрецов Сантарры подлизаться к королю: он поднял их предложение на смех. – Теперь моя очередь издевательски поднимать брови, оценивая слабую осведомлённость графа. – Если вы действительно пытались что-то разузнать, то должны были слышать, что моя мать – простолюдинка. Как-то раз, ещё будучи кронпринцем, отец был на охоте и увлёкся, отбившись от слуг. На него напал дикий кабан, нанёс сильные раны. Окончательно заплутав в лесу, он потерял коня и едва смог доползти до берега реки. Там его и нашла Эббет. Она практически вытащила отца из безвременья, выходила… и между ними появились чувства.
– И будущий король женился на рыбачке, сделав её королевой, – заканчивает за меня Анвар, скучающе закатив глаза. – Я знаю эту сказку. Ваш дед удачно скончался как раз накануне свадьбы, не сумев ей помешать – воистину, замечательное совпадение. Вот только с первыми же родами королеве не повезло: на свет появилась едва живая дочь, а сама она, увы, скончалась. Что мне гораздо интереснее, так это как вы выжили и почему у юной девушки седые волосы.
– Никто не знает. И не седые, а белые.
В лёгком раздражении я передёргиваю плечами. Высказывания нелепых подозрений об интригах моей семьи мне совсем не нравятся, как и намёки на странную внешность, давно уже опостылевшие. Слишком опасное лезвие разговора, но я выбираю самый проверенный вариант правды, широко известный:
– Все придворные ждали, что я перестану дышать. Мне даже готовили погребальное ложе в королевском склепе. Первую неделю жизни я не плакала, не спала и абсолютно ничего не ела. Но потом Сантарра сжалилась, вдохнув в меня жизнь и окрасив волосы в свой священный белый цвет.
– Только не говорите, что и сами верите в религиозный бред, будто милость выклянчили молитвами жрецы, – ненавязчиво подталкивает меня продолжать тему низкий, с акцентом растягивающий гласные голос, словно топкое болото затягивающий в этот ненавязчивый, но отчётливый интерес. Кажется, к южному говору я начинаю привыкать.
– А у вас есть иные предположения: как младенец смог выжить неделю без сна и пищи? Есть я начала только когда кто-то догадался сменить молоко на сок фруктов.
О том, что до сих пор не выношу даже запаха блюд животного происхождения, удаётся умолчать. Моё нескладное, миниатюрное и леденеющее тело – фактически главная моя слабость, избавиться от которой помогают только постоянные упражнения. Иначе будет боль, иначе ледяную кровь не запустить, но я давно привыкла к мысли, что лишена радости безделья и должна двигаться, чтобы выжить.
– Какая интересная подробность. Вот этого в легенде точно не было. – Анвар вдруг ставит бокал на столик сбоку от кресла и с любопытством наклоняет голову, будто рассматривая меня под новым углом. – Вы никогда не думали, что обязаны жизнью магии?
– Что…
Задыхаюсь возмущением, хищно подобравшись и трезвея от витающей в воздухе дымки, сотканной его взглядом. Бегло смотрю в сторону танцующих пар, убеждаясь, что к нам никто не пытается приблизиться и подслушать. Похоже, в своих разговорах и потягивании вина я совсем утратила бдительность и забыла, с каким наглецом имею дело. С чего вообще вдруг начала откровенничать – неужели виновата музыка, которая словно всё ещё вибрирует где-то в области затылка…
Магия? Он рехнулся.
– Думайте, какие слова произносите при королевском дворе, граф, – железным тоном отрезаю я гнусные предположения. – За одно упоминание такой ереси я уже имею право арестовать вас для допроса с пристрастием. Между прочим, отличный повод от вас избавиться.
– А я думал, что принцесса, которой хватает наглости дерзить королю и заявляться на балы с оголёнными бёдрами не станет бояться естественных для природы вещей – тем более, если они имеют к ней непосредственное отношение, – до невозможного спокойным тоном отбивает граф, пожирая меня взглядом так, будто рад этому возмущению. Будто вновь добился какой-то неведомой мне цели.