Зачарованные

Для отдыха Никки выбрала прекрасное местом на прибрежном лугу. Здесь, в тени раскидистого вяза, в окружении полевых цветов, она бросила четырем ветрам по щепотке шалфея и уселась в густую прохладную траву.

— О'кей, что мне дальше делать?

— Просто сиди и жди, — ответил он. — И слушай. Постарайся стать одним целым с землей и небом, со всей природой.

— Глаза можно опять закрыть?

— Как хочешь, — сказал Серебряный Шип, уходя. — Я буду неподалеку, пригляжу, чтобы никто не нарушил твой покой. Если я тебе понадоблюсь, просто позови.

Оставшись наедине с природой, Никки показалась самой себе довольно нелепой — какая-то хиппушка, отброшенная сюда, в прошлое, из шестидесятых годов XX века. Осталось только повесить на шею дешевые бусы, прицепить еще пару побрякушек да вплести в волосы цветы. А вот что сейчас и впрямь не помешало бы, так это хороший любовный роман, скоротать время. Впрочем, он увел бы мысли и ощущения к иному типу природы, так что, наверное, и хорошо, что у нее нет с собой книжки.

Она попыталась сконцентрироваться на окружающей ее красоте. Зелень травы такая яркая, что кажется ядовитой. От земли, еще не опаленной летним солнцем, веет удивительной свежестью, Легкий ветерок, доносящийся от реки, нежно шелестит листвой и травами, создавая свои собственные формы воздушного кондиционирования. Луг изобилует полевыми цветами, чьи цвета смешиваются в замысловато сплетенную радугу, а благоухание превосходит ароматы самой утонченной парфюмерии.

В деревьях над ее головой счастливо распевали птицы, упархивая одна за другой в голубые небеса. Воздух переполняли трели и песни играющей и созидающей природы. Трудолюбиво сновали пчелы, стрекозы с шелестом пронзали воздух, грациозные бабочки перелетали с цветка на цветок. Чуть поодаль раздавался стук дятла и резкая трескотня белки — или это был бурундук?

Полевая мышь прошмыгнула мимо ноги Никки, заставив ее вскрикнуть, быстро подобрать под себя ноги и натянуть на колени подол футболки. Мышь скрылась в траве; и когда Никки настороженно всмотрелась туда, то увидела неподалеку трех кроликов, одного взрослого и двух поменьше, спокойно жующих траву. Несомненно, они находились здесь еще до того, как она их заметила. Она разглядывала их, умиляясь тому, как трогательно двигались их носы, когда они жевали; их чуткие уши напоминали антенны, улавливающие звуки со всех сторон.

Потом Никки запрокинула голову и сквозь ветви, и листья увидела несколько пушистых облаков, медленно проплывающих по небосклону и на лету изменяющих свою форму. Еще девчонкой она любила следить за облаками, за тем, как они превращаются из дракона в клоунское лицо, потом в птичье перышко, дворец или собаку, бегущую вдоль горизонта.

Сколько она просидела так, погрузившись в наблюдения, навевающие приятные воспоминания детства, Никки не знала. Переход ко сну произошел плавно, не было грани между тем, что она видела, бодрствуя, и тем, что уже привиделось ей в сновидении. Во сне продолжался все тот же знойный летний день с его звуками, запахами и красками. И все же что-то изменилось, что-то примерещилось ей. Будто она вплела себя в ткань окружающего мира, будто попала в центр панорамного экрана мультимедийной установки или проникла в мир виртуальной реальности.

Да, это видовое кино, хотя ты и становишься его частью. Никки с благоговейным ужасом обнаружила, что видит самое себя, или это только ее образ, бредущий берегом реки?.. Потом, как часто случается во сне, она вдруг превратилась в гусыню. И это оказалось настолько реальным, что она даже чувствовала, как распушились перья ее крыльев, — или это гусыня встопорщила перья?.. Когда гусыня вперевалку добралась до берега и плюхнулась в воду, Никки ощутила прохладу воды, принявшей ее тело. Солнце палило вовсю, вода ослепительно искрилась. Время от времени гусыня опускала голову в воду, выщипывая себе на обед какие-то водоросли.

Внезапно, когда облака наплыли на солнце, скрыв его на какую-то минуту, на ближнем дереве всполошилась белка, заверещав как безумная. Гусыня подняла голову и стала тревожно осматриваться, откуда ей ждать опасности. Зловещая тень скользнула по земле, гусыня тотчас выбралась из воды и, не разбирая пути, шумно хлопая крыльями, опрометью бросилась к ближайшим зарослям кустарника. Тень… Теперь стало ясно, что это тень огромной хищной птицы, безмолвно реющей кругами над берегом. А белка продолжала все так же тревожно верещать, перескакивая с ветки на ветку, перебегая от дерева к дереву и казалось, что она кричит: «Беги и прячься! Беги и прячься!»

Ветви кустарника, усеянные длинными острыми шипами, будто расступились, пропустив гусыню, и сразу сомкнулись над ней, защитив ее своим покровом. Никки — гусыня — протиснувшись в центр куста, уселась на гнездо с четырьмя яйцами, одно из которых уже слегка треснуло, выказывая признаки того, что вскоре из него вылупится I гусенок. Накрыв собою гнездо, тихонько шипя и все еще трепеща от гонки и пережитого ужаса, взрослая птица готова была жизнью заплатить за спасение своих птенчиков.