Зачарованные острова

12 декабря 1818 года, после пятидесяти двух дней и ночей непрерывного труда, под главным алтарем базилики Святого Франциска в Ассизи было найдено тело святого. Крипта, где он теперь покоится на каменном ложе внутри высокой ниши, доступна для посетителей. Когда сходишь сюда из говорливого, многоцветного салона жизни на поверхности, тебе кажется, что мрачный, переполненный тишиной, сосредоточенностью и шепотами каземат — это словно священная гробница, обладающая небывалой силой воздействия. Насколько небывалой, я смог убедиться сам.

Гробница святого Франциска в склепе

По-моему, это был американец, высокий, молодой блондин с массивным телом, в джинсах и сандалиях. Он стоял и глядел с глуповатой, язвительной усмешкой на коленопреклоненных людей у алтаря под нишей. И еще он жевал резинку — намеренно, раздражающе, громко. Он чувствовал себя более высоким (а он и был выше, поскольку стоял), не таким глупым. Как он долго так себя чувствовал, не знаю. Помню лишь, что его глаза постепенно менялись, словно удивляясь тому, что его демонстрация встречает безразличие молящихся, а усмешечка сползала с налитого лица и застывала в странной судороге. Он перестал чавкать, затем выплюнул резинку и стыдливо сунул ее в карман, опустился на одно колено, затем на другое и склонил голову. Эту сцену я запомню до конца дней своих, хотя никогда ее, наверное, не пойму. Если бы мне эту историю рассказали, быть может, я бы и не поверил. Но я это видел.

В этом месте происходили и не такие вещи, и не у таких людей подгибались колени и совесть. Когда итальянцы решились-таки сломать ось «Берлин-Рим», и когда под конец июля 1943 года фашизм в Италии был свергнут, а маршал Бадольо встал во главе нового правительства — началась немецкая оккупация страны. Военным комендантом Ассизи стал полковник Мёллер. Задание его было простым: ввести «Ordnung» теми же самыми методами, которые до сих пор применялись во всех завоеванных странах Европы, и которые до сих пор страшат кошмарными снами европейцев, помнящих те времена. Итальянцы ненавидели немцев в течение всей Второй мировой войны, и эта нелюбовь до сих пор продолжается, поскольку до сих пор живы поколения, воспоминания которых пропитаны кровью. Всего лишь раз в течение своих итальянских вояжей я слышал крики «браво» во время киносеанса — когда в американском вестерне «Дикая банда» пулю в сердце получил немецкий барон, военный советник мексиканских мятежников.

Мёллер — как и другие немцы — не ненавидел итальянцев. Он презирал их, быть может, потому, что итальянцы — это самые паршивые солдаты в мире (еще двадцать с лишним лет после войны, британский «Панч» писал: «Со времен Леонардо у итальянцев всегда имелись замечательные идеи — во времена второй войны они единственные применяли танки исключительно с задним ходом»). Направляясь в Ассизи, Мёллер знал, что научит послушанию бунтующих «макаронников». И вот неожиданно, у гробницы святого этот человек познал милость просветления, словно легендарный волк из Губбио, которого Франциск усмирил на глазах толпы. В течение всего времени оккупации, Мёллер, в силу своего поста, защищал жителей города перед солдатней, наказывал своих подчиненных за нанесенные людям обиды и возмещал ущерб. Когда поступил приказ взорвать Ассизи, и когда саперы уже заложили взрывчатку, полковник Мёллер вышел в город и в ходе последней, одинокой прогулки по улицам он собственноручно разоружал часовые механизмы бомб. Это было паломничество к очищению, к тому, чтобы сбросить бремя войны — и к смерти. За эту последнюю прогулку, благодаря которой сегодня можно наслаждаться архитектурой и искусством Ассизи, полковник Мёллер был гитлеровцами расстрелян.

Не знаю, имеют ли право люди считать других людей святыми, но тогда я понял, что монах из Ассизи наверняка был лучше, чем остальной мир. Он не притворялся, будто бы любит людей и птиц — просто-напросто, он был этой любовью, весь, от кончиков волос, через лохмотья и до самых ногтей на ногах. Лучшие среди нас не могут полностью избавиться от эгоизма, злости и ненависти, а он — мог. Если любовь делает святым, во что я верю, то он был святым, как никто из людей после Христа. Он был веселым, расточительным сыном богатого купца, и внезапно отказался от своих денег и от своей позиции в обществе, чтобы надеть нищенское рубище — кто из миллионеров мог бы скопировать этот его подвиг? Он вернул семье свое имя и даже одежду — и ушел, словно выпущенная из клетки птица, на лоно природы. Словно герой Элии Казана, Еванджелех («toutes proportions gardees») он поменял Систему золотую на Систему сермяжную, освобождающую и дающую волю.