Зачарованные острова

В двух километрах (на северо-запад) от Венеции, на пяти разделенных каналами и соединенных мостами островках обустроился городок Марано, где проживает не более восьми тысяч итальянцев. Я плыл туда вдоль островка Сан Микеле, обремененного кладбищем Венеции, на корыте, которое здесь называют «vaporetto», когда же доплыл, шатался по улицам и посещал: музей стеклодувного искусства, поскольку Марано — это знаменитый центр средневековых стеклянных дел мастеров (в XIII веке именно здесь венецианские стеклодувы основали свой цех), готический дворец Муля, а так же святилища: романско-византийскую базилику Санти Мария э Донато, в которой топтал прелестные мозаичные полы, и ренессансную церковь Сан Пьетро Мартире с алтарем кисти Джованни Беллини. И монастырь, а в нем я посетил тень Джакомо Казановы. Именно здесь танцевали и флиртовали.

Возьмите мемуары этого ведущего плейбоя нового времени и наешьтесь досыта описаниями его поездок в Марано, где скучали по нему прекрасные женщины в монашеских одеяниях. Впрочем, а где они по нему не скучали? Женщины были смыслом его жизни, источником удовольствий и источником хлопот, без которых жизнь бесплодна, словно сожженная солнцем пустыня. С тем только, что если женщин он искал, то монастырей, скорее, избегал, но по удивительной иронии судьбы именно монастыри неустанно искали его. В молодости он даже был помазан в священники, а когда сбросил сутану, монастыри не забывали о нем и раз за разом протягивали к нему объятия, маня прелестями своих интерьеров. Точно такое же происходило с ним и в Польше.

Перед нами начало 1766 года. Находящийся с визитом в Варшаве синьор Джованни Джакомо Казанов, кавалер де Сенгальт, позволил — несмотря на всю свою ловкость — втянуть себя в игры между почитателями двух итальянских танцовщиц: Бинетти, приятелем которой он был, и Катаи, приятелем которой был коронный подстолий, генерал Францишек Ксаверий Браницкий[22], знаменитый, как безудержный забияка.

В день святого Казимира, в самом конце представления «на театруме», Браницкий под каким-то мелким предлогом сцепился с Казановой в ложе, а когда кавалер де Сенгальт пожелал дипломатично смыться — услышал громкие слова: «Венецианский трус». Сформулированное подобным образом «приглашение на танец» изменило намерения Казанов. Со шпагой в руке он ждал Браницкого под театром, кормя себя горькими и язвительными мыслями о поляках, которые «еще сохранили дикие инстинкты варваров, а их многословная дружба и заядлая ненависть обладают чертами сарматов и скифов» — но не дождался. На следующий день, утром, письмом, наполненным галантными и вежливыми словами, итальянец вызвал Браницкого на дуэль. Браницкий принял вызов столь же вежливым образом, а поскольку был превосходным стрелком (он мог расщепить пулю надвое, стреляя в лезвие ножа), настаивал, чтобы использовать пистолеты. Еще он просил, чтобы устроить все как можно скорее, справедливо аргументируя это тем, что на следующий день весь город обо всем узнает, и король запретит поединок. После краткой дискуссии Казанова принял оба предложения, обнимаясь с Браницким (по просьбе последнего) и даже хорошенько с ним пообедав. Правда, Браницкий постился (зная, что на дуэли лучше иметь пустой желудок), выстоял мессу и принял причастие.

Было 5 марта 1766 года. К трем часам Браницкий подъехал к дому кавалера на легкой коляске, и они отправились вместе. У Казановы не было секундантов, и он во всем положился на противника, которого сопровождали адъютанты и даже некий генерал. Браницкого этот жест весьма тронул. Но вскоре они вновь начали ссору, поскольку, когда через четверть часа поездки они прибыли в парк, и генерал, желая отменить дуэль, протестовал против поединка в границах юрисдикции маршалека[23] — Казанова на это ответил, что будет драться даже в церкви, разве что Браницкий перед ним извинится. Поляка эти слова взбесили и он приказал сопернику взять и проверить пистолет, на что кавалер пообещал «проверить оружие на его лбе», в связи с чем, Браницкий с вызовом снял шапку.

Казанова

и его соперник, Ксаверий Браницкий

Расстояние составляло десять-двенадцать шагов. Казанова встал боком к противнику, после чего оба выстрелили одновременно, так, что был слышен один грохот. Браницкий упал с грудью, простреленной навылет под седьмым ребром, кавалеру же пуля пробила левую руку. Люди Браницкого кинулись с саблями, чтобы зарубить триумфатора, но поляк, не потерявший сознания, крикнул:

— Прочь, разбойники, от кавалера де Сенгальта!