Зачарованные острова Галапагосы

Однажды Пенни отказался от пищи. Я предлагал ему лучших рыб — он только нехотя качал головой. Совершенно неподвижно стоял он в углу, и даже купание на сей раз не привлекло его. Напротив, он боялся воды и энергично отбрыкивался, когда мы пытались посадить его в лужу. Через два дня — Пенни по-прежнему ничего не ел — со спины и с брюха у него большими клочьями полезло короткое пушистое оперение. На месте выпавших перьев остался совсем тонкий пух. Вид у Пенни был прежалкий. На голове и шее старые перья держались дольше всего, и казалось, что на Пенни надето жабо. Так же быстро, как выпали старые перья, отросли новые. Через десять дней наш Пенни стал прежним красавцем, только немного похудевшим от длительного поста, но он поспешил прыгнуть в воду и наесться до отвала.

Внезапно наступающая быстрая линька — одно из приспособлений к условиям жизни в воде. Во время линьки оперение теряет водонепроницаемость, птица не в состоянии ловить рыбу, следовательно, этот период должен кончиться как можно скорее. В сентябре я видел в бухте Элизабет на Альбемарле линяющих пингвинов: они, явно выжидающе, стояли большими группами на берегу.

Пенни быстро оправился от линьки и стал проявлять прежнюю живость. Мы все к нему очень привязались, но он уже смотрел в сторону и еще до того, как мы собрались домой, исчез навсегда.

Восхождение на вулкан

Я полюбил Нарборо с первого взгляда. Никогда не забуду, как постепенно вырисовывался из голубоватой дымки вулкан-колосс и наконец предстал перед нами во всем своем величии. На 1600 метров возвышается он тяжелой громадой над морем, и оно, разбиваясь о его утесы, превращается в белую пену. Черные потоки лавы прочертили бока вулкана, как если бы это был перекипевший чан с варом. Узкие серо-желтые полоски указывали места, где имелась скудная растительность. Они волновали мое воображение: какая жизнь может существовать в этой пустыне? 55 лет назад Бек нашел на склонах вулкана одну-единственную черепаху. Она представляла собой ярко выраженный особый подвид, следовательно на острове должны водиться ее сородичи. А что таится наверху, у края кратера, закутанного облаками, и в самом кратере, достигающем 7 километров в ширину? Судя по данным аэрофотосъемки, там находилось озеро, но к его берегам никто никогда не спускался. В 1954 году у нас тоже не хватило времени осмотреть остров, но, прощаясь тогда с ним, я дал себе слово возвратиться и подняться на вулкан.

И вот 5 сентября 1957 года небольшой рыболовный катер высадил нас на северном берегу острова, в 4 километрах к востоку от Кабо-Дугласа. Если верить карте, отсюда начинался кратчайший путь к кратеру. Кроме меня, на штурм вулкана пошли оба моих коллеги, доктор Боумэн и Рудольф Фройнд, и немецкий поселенец Карл Ангермайер. В качестве носильщиков нас сопровождали трое эквадорцев — Энрико Фуэтес, Джильберто Монкайо и Мигуэль Кастро.

Шкипер кивнул нам на прощание и повернул катер обратно к мысу Эспиноза — там в спокойной гавани он будет ожидать нас. Мы остались одни — все пути к отступлению были отрезаны. Взвалив на спины походное снаряжение, продукты, по два с половиной галлона воды, фотопринадлежности — каждый примерно по 25 килограммов, — мы зашагали под лучами полуденного солнца.

Первые 200 метров дались нам легко — свежие потоки лавы пощадили этот участок. Он казался островом среди безжизненной черной лавы. На скудной почве росла чахлая трава, кое-где попадались бульнезия, карликовая скалезия, кусты кротона и скутеи. Меня поразили лежавшие повсюду экскременты в форме сигары. Кто их оставил? Может быть, редко встречающаяся наземная игуана? Неужели мне суждено увидеть здесь желтокожего собрата морской игуаны? Однако пока мы не заметили ни одного живого существа. Кто бы ни оставил эти испражнения, он, очевидно, спрятался от жары. К сожалению, очень скоро зеленый островок остался позади, и нам пришлось идти по неровным острым кускам шлака. То и дело из-под наших ног скатывались вниз камни.

Миля за милей — и ни одной травинки посреди покрытого пеплом пространства. Даже неприхотливые кактусы не оживляли унылой серой поверхности. И тем удивительнее было видеть сидящих повсюду меж глыбами лавы кузнечиков. Я захотел поднять одного, и только тогда заметил, что эти совершенно живые с виду насекомые, сидевшие в такой естественной позе, на самом деле всего лишь высохшие мумии: их настиг смертоносный поток лавы.

Тысячи кузнечиков, бабочек и других насекомых попали в эту жуткую ловушку. Печальное кладбище! Только один-единственный раз мимо прошмыгнуло живое существо — маленький черный килехвост, который, очевидно, питался застывшими в лаве насекомыми. Паукам — их тонкие сети висели между обломками лавы, — без сомнения, жилось также недурно. Небольшие конусы с причудливо изрезанными краями венчавших их кратеров придавали безотрадным, покрытым пеплом склонам основного вулкана мрачную красоту. Это был дикий вулканический ландшафт, какого ранее мне никогда не доводилось видеть.