Зачарованный киллер-2

Наконец, переезд подошел к концу. Подкачали колеса, зацепили мой вагончик, перетащили. Новая стоянка была неподалеку от Волги, в хорошем парке. Я сразу отметил множество выгуливаемых собак и решил задержаться с отъездом. Напечатал несколько листовок о своих ветеринарных услугах, приклеил их к афишам зверинца и обвешал ими весь микрорайон.

Но заняться врачеванием мне не пришлось. Возвращаясь домой, я увидел труп на ступеньках лестницы в вагончик.

Вагончик мой стоял на отшибе от остальных, в глубине — парка. К нему вела заросшая кустами старая глиняная дорога. Меня эта обособленность устраивала — клиенты с собаками не мешали окружающим. Основная же масса старалась группироваться поближе друг к другу, опасаясь местных хулиганов. Но сейчас меня не порадовало одиночество. Скорченное, какое–то вывихнутое тело полулежало на ступеньках. Зловещее предчувствие охватило меня.

В это время послышалось завывание мотора, на дорогу вывернул розовый автомобиль, подламывая кусты, труп зашевелился, сполз на землю, оставаясь таким же кривым и вихлявым, что–то резануло меня по предплечью, обожгло щеку, автомобиль с тупой настойчивостью танка пробился к вагончику, оттуда выскочили люди, раздалось еще два глухих щелчка, один из этих людей упал, а остальные подмяли оживший труп, послышались чмокающие удары, приглушенный стон, кряканье.

Я тупо смотрел на руку, по которой густо стекала кровь. Потом вспыхнула боль, отдаваясь в висках. Щеку жгло все сильней, прикоснувшись к ней, я обнаружил, что и она в крови.

С прежним ревом излишне повышенных оборотов автомобиль начал пятиться, уползать задом туда, откуда появился. Около вагончика уже никого не было. А с того места, где только что стоял автомобиль, ко мне шел человек в легком светлом костюме.

Он подошел вплотную, тронул меня за плечо и сказал:

— Давайте пройдем в вашу комнату, я осмотрю рану.

В комнате он помог мне снять куртку, сразу нашел ящик с медикаментами, вынул оттуда нужное и, быстро касаясь меня приятно прохладными легкими пальцами, обработал раны на руке и на лице.

— Ничего страшного, — сказал он, приклеивая наложенные тампоны полосками пластыря. — Две царапины. У вас замечательные аэрозоли, очень удобны для поверхностной асептики.

— Да, — сказал я, — с животными иначе трудно, они не любят терпеть.

— Если вы угостите меня кофе, я не стану возражать, — сказал человек. — И позвольте представиться — заместитель прокурора области Смердяков Иван Ильич.

— И, конечно, чеченский друг, — сказал я зло, разыскивая анальгин и глотая сразу три таблетки.

— Это вы зря, — сказал прокурор, — вредно для сердечной мышцы. Лучше принять транквилизатор легенький.

Он посмотрел, по–птичьи склонив аккуратную головку, как я неуклюже одной рукой беру кофеварку, решительно отобрал ее.

— Позвольте уж я сам похлопочу. Значит, чеченцы и друг? Весьма забавное словосочетание. Вам, простите, не надоело попадать в истории?

— Весьма, — пробурчал я, усаживаясь на кровать и откидываясь на подушку — сплошной триллер, а не жизнь, с тех пор, как я про вас узнал.

— Ну, это вы зря. Никакой связи. Это вы девушку вините, вашу с ней встречу.

Кофе вскипел, он аккуратно положил по ложке пены в чашки, безошибочно нашел на столе соду, добавил мизерную щепотку и лишь потом разлил его.

— Знаете, я где–то на вашей стороне. Но эти люди живут по законам гор. Пусть они отстали от нашей цивилизации на несколько столетий, пусть их обычаи уродливы и жестоки, не считаться с ними нельзя. Да и понятие жестокости условно. То, что для нас жестокость, для них — образ жизни. Не надо было вам в это вмешиваться.

Он допил кофе, поставил чашку на стол, посмотрел на нее, склоняя головку, снова ее взял, вышел в кухню и сполоснул над раковиной.

— Вы появились в самый разгар охоты и вас приняли за соперника.

— А сейчас? — спросил я.

— Это вообще нелепая случайность, без всякой связи с тем, о чем мы говорили. Тех, кого ваша умная слониха соизволила придавить, они схоронили без шума. Двоих. А третий…

— Вы хотите сказать, что он выжил и решил отомстить.

— Его можно понять. Очень сильно изуродован. У него хороший пансион, но вот вбил себе в голову какую–то вендетту.

— А какой вам смысл за меня заступаться? Я‑то вам кто?

— Вы человек, который стоит двести тысяч долларов. Да, да, именно столько назначили за вашу голову чеченские лидеры.

Я пролил остатки кофе на покрывало.

— Нет, вы не понимаете. Вы сами для них, не примите за обиду, и десяти долларов не стоите. Эти деньги даются для того, чтоб сохранить лицо, сохранить легенду о национальных традициях и национальной гордости. Русский, иноверец не должен безнаказанно уводить из под носа влиятельного жениха чеченских девушек…

— Простите, — занервничал я, — этот седовласый, он что — жених?..

Но долго нервничать мне не пришлось. Как не пришлось получить ответ на свой вопрос. Дверь резко раскрылась, чуть не слетев с петель. В уродливой, перекошенной фигуре я с трудом узнал того нервного «гражданского», которого в мыслях давно похоронил под толстыми ногами Кинги.