Зачарованный книжник

Как позже рассказывала Клотильда, тело его отнюдь не было красиво. Наоборот, она было истощено и покрыто шрамами. Шрамы бороздили обе его руки выше запястий, а также плечи и грудь. Но, странное дело, от самой его кожи исходило какое-то ощущение силы.

Человек баюкал плачущего младенца.

— Ее ничто не успокоит, кроме пищи, — заворочавшись на своей подстилке, проговорила отшельница.

— Я дал ей еду, — ответил монах, — и осталось еще для тебя. Ну-ка, подержи немного ребенка.

И положил его прямо на грудь Клотильде. Затем он отставил в сторону чашу, из которой поил младенца, и занялся отшельницей. Из горшка, булькающего на огне и распространяющего божественный запах, монах зачерпнул бульону и стал кормить несчастную женщину. Клотильда понимала, что надо есть понемногу, но не могла остановиться: она жадно выпила всю жидкость, которую предложил ей человек. Вкус показался ей незнакомым.

— Это мясо! — не поверила она.

— У меня было с собой немного солонины и походный хлеб. Кстати, он уже достаточно размягчился, чтоб ты могла его есть, — с этими словами монах поднес к ее губам краюху хлеба, которую Клотильда с благодарностью съела.

— А девушка? — вспомнила она.

— Мать младенца? Я дал ей немного снадобья, и теперь она будет спать крепче и безмятежнее, чем когда-либо за последние недели.

Острый страх захлестнул Клотильду, она испугалась, что это «снадобье» приблизило бедную девушку к столь вожделенной смерти. Но в это время из-за спины монаха раздалось знакомый мучительный кашель, и Клотильда расслабилась.

— Не можешь ли ты еще чем-нибудь помочь ей? — спросила она.

— Нет, если ты не расскажешь мне подробнее о болезни девушки.

— У нее только кашель, но он ухудшается и ухудшается, несмотря на все мои травы.

— Этого я и боялся, — кивнул монах. — Ее легкие заполнены жидкостью, которая затрудняет дыхание.

— Так ты не можешь спасти ее?

— Я попытаюсь, — монах повернулся к свету и положил руку на лоб Мэрил.

Затем, как рассказывала Клотильда, произошло нечто настолько замечательное, что она посчитала это чудом: прошли считанные минуты, и девушка стала дышать глубже и ровнее, на ее лицо вернулся румянец.

Она еще продолжала кашлять, но все тише и тише, пока не заснула глубоким сном.

Монах отнял руку, было видно, как она дрожала, его лицо было бледно.

— Что это за колдовство? — прошептала Клотильда.

— Не колдовство, а Божий дар, — ответил монах, его голос дрожал от усталости.

— Дар кому?

— Дар этому несчастному ребенку, который Бог передал через меня. Сколько себя помню, у меня всегда был этот талант, но потребовались годы, чтоб я смог использовать его во благо людям, а не во вред.

— Так ты колдун! — выдохнула Клотильда.

— Пожалуй, я родился тем, кого ты называешь колдуном, — согласился монах. — Затем моя душа оказалась в горниле страстей, побывала между молотом и наковальней. После этого я решил посмотреть, не смогу ли послужить Господу и простым смертным. Видишь ли, я заглянул внутрь тела этой женщины, но не теми глазами, что на лице моем, а с помощью другого, внутреннего видения. Оно позволяет мне разглядеть изнутри каждый мускул, каждую вену человека. Более того, я разглядел и крошечных, уродливых монстров, что гнездятся в крови девушки, в ее легких. Мне пришлось научить ее тело, как сражаться с этими врагами при помощи внутренних защитников — сторожевые псы против волков, если угодно — как множить и увеличивать число этих помощников. Жар этой схватки и вызвал лихорадку у девушки, а я лишь поддержал сторожевых псов, обеспечив победу над волками.

— Где же ты научился всему этому? — шепотом спросила Клотильда.

— Что-то мне рассказал монах, более старый и опытный, чем я. Но само знание получено мною от Бога, и большую часть навыков Он дал мне, позволив помогать страждущим. Что касается девушки, то затем я научил ее организм, как изгнать жидкость из легких: частично — превратив ее в воздух, частично — распылив ее в мельчайшие частицы, которые были вынесены с кровью.

Клотильда почувствовала страстное желание научиться всему этому. Жажда знания была подобна чувству голода, так позже поведала отшельница.

— Ты должен научить меня, как это делается, — сказала она. — Девушка и младенец могут заболеть снова!

Монах обернулся и поглядел на Клотильду. Казалось, его взгляд проникает сквозь плоть и достигает самой души, обнаженной и беззащитной. Затем он легко, почти невесомо, коснулся ее руки, но это прикосновение обожгло кожу отшельницы, и она со страхом и гневом поняла, что сейчас монаху открыто все самое сокровенное, что когда-либо было спрятано в ее сердце.

Монах отнял руку и покачал головой.

— Не гневайся, женщина, я прочел лишь твои намерения в отношении других людей, ничего более. Больше всего в твоей душе горечи и желания отомстить, но, думается мне, это пройдет.