Окна вдоль правой стены были наглухо заколочены, так, что даже днём солнечный свет не проникал в помещение. Под потолком горела лампочка без плафона. Это подтвердило предположение Ворона о том, что на базе вполне реально было устроить освещение, и в здание для рядовых членов секты, так называемую «казарму», его не проводили специально.
За столом у дальней стены, напротив входа, восседал собственной персоной Азазель. В комнате также присутствовали Аспид, Пиранья и остальные пятеро капитанов. За правым плечом Главного стоял незнакомый доселе Ворону, невысокий неприметный человек, поведение которого, тем не менее, излучало внутреннюю уверенность. Ворон догадался, что это, должно быть, «великий и ужасный» Лучник, начальник «секретного» отряда.
Когда Мурена и Ворон вошли, Азазель поднялся со своего стула.
– Добро пожаловать в высшую касту, – сказал он, протягивая руку Ворону. – Мы тебя ждали.
Авантюрист подошёл и пожал сухую мозолистую ладонь Азазеля. Холодные, внимательные глаза Лучника, казалось, просвечивали Ворона насквозь, словно интроскопы. «И это всё? – подумал новоявленный капитан. – Так просто?» Действительно, на краткий миг Ворону показалось, что его «карьерный взлёт» произошёл слишком быстро. Возможно, он просто до самого конца ждал какого-то подвоха.
Конечно, ему казалось так только сейчас, после множества тяжелейших испытаний, оставшихся позади. А когда Ворон часами, до полного изнеможения маршировал вокруг памятника вместе со всеми, когда ползал по лесу и искал реликвии, когда валился с ног от нехватки сна – то зачастую просто дотянуть до вечера едва ли представлялось ему посильной задачей. Но сейчас он был здесь.
После недолгого «посвящения», Мурена с новообращённым Вороном проделали тот же самый маршрут в обратной последовательности: спустились вниз, прошли по коридорам в холл. По пути Мурена деловито наставлял своего нового «коллегу»:
– Первое время семьдесят процентов месячной выручки сдаёшь в «кассу», а тридцать процентов берёшь на личные нужды. Но уже через полгода сможешь оставлять себе половину всей суммы…
Затем они снова поднялись на второй этаж, но уже по другой лестнице. С лестничной площадки также было два пути: налево и направо. С одной стороны находилась «элитная» столовая – просторное помещение, на одной из стен которого висел герб Советского Союза. С другой стороны был коридор, имевший по две боковых комнаты слева и справа, две побольше и две поменьше. В этих комнатах спали капитаны. В здании, где жили рядовые «серафимы», шагу толком негде было ступить, и на ночь в одном помещении обычно набивалось по десять-двадцать человек. У капитанов условия явно были получше. И главное, над ухом постоянно не орала долбаная музыка.
Коридор заканчивался тупиком – за дальней стеной располагалась та самая «святая святых», резиденция Азазеля, в которой Ворону недавно довелось побывать. Похоже, напрямую кабинет главного с другими помещениями второго этажа никак не сообщался.
– Ну что, я тебе всё показал, а теперь пойду, мне работать пора, – вздохнул Мурена. – А то они там без меня совсем расслабятся. Пора их вздрючить. Ты пока располагайся, где хочешь, осмотрись. До завтра можешь отдыхать…
Следующие несколько дней Ворон был кем-то вроде ассистента Мурены. Капитан делал всё то же самое, что и обычно. Большую часть времени Ворон просто стоял рядом с ним и наблюдал, иногда выполняя мелкие поручения. Кроме того, авантюрист наконец отыскал свой «родной» «калаш» в общей куче. Автомат, хотя и оставался долгое время без должного ухода, всё же пока был в рабочем состоянии. Ворон тщательно его почистил и смазал.
Через какое-то время Ворон в сопровождении Мурены отправился на свою первую «рыбалку» в качестве капитана. С ними было шестеро вербовщиков: четверо из их отряда, и ещё двоих временно одолжил Аспид. Предполагалось, что теперь Ворон должен будет выступать перед новичками, убеждая тех обратиться в веру «Братства» и встать на путь духовного просветления.
Они остановились на ночной привал на небольшой поляне в лесу. Ворон лёг и тщательно притворился, что спит, но на самом деле даже не задремал. Когда прошло достаточно времени, он открыл глаза.
В лагере уснули все, кроме Ворона и одного часового, который сидел у костра спиной к нему. Ярый бесшумно поднялся, подкрался к спящему Мурене и перерезал ему горло. О капитан, мой капитан, рейс трудный завершён.
В этот момент часовой, совсем молодой парень, что-то почувствовал и обернулся. Глаза его расширились от ужаса и удивления, но он не шелохнулся и не издал ни звука. Ярый-Ворон красноречиво приложил палец к губам, после чего поманил к себе «серафима». Тот неохотно послушался.
Вдвоём они подняли капитана – «серафим» держал за ноги, а Ярый-Ворон за руки – и отнесли в лес. Там они утилизировали труп, бросив его в первую попавшуюся подлянку. После чего вернулись на поляну и по-быстрому избавились от следов преступления, по-прежнему в полном молчании.