— Ведь такое с тобой уже не раз случалось, — говорил Гарри. — Ты принимаешь «подачу мяча», — как ты это называешь, — возбуждаешься, возрастает твое напряжение, ты счастлива, хорошеешь на глазах, а потом совершенно теряешь голову. Теперь опять это с тобой происходит. И мы все раньше выпивали, бузили, веселились, готовы были стоять на голове. Ведь именно так было, когда тебе пришла в голову идея ограбить банк. Лун и Лэрри словно только этого и ждали. Тогда они искали легкого заработка. И меня в это втянули. Я согласился участвовать в вашей дурацкой затее. Мы гоготали и веселились, как дети, словно речь шла об очередной вечеринке. А ведь мы могли кого-нибудь убить во время налета, — он замолчал, ожидая реакции Гейл.
— Такое было возможно, — сказала она.
Гейл включила радио. Не желая обидеть Гарри, она убавила звук, чтобы музыка сопровождала их, не мешая говорить. Но дальше они ехали молча.
Теперь Гейл стояла у окна в его доме, глядя на яхту, покачивающуюся у причала. Впереди их ожидала долгожданная совместная прогулка. Гарри решил сменить тактику, он понял, что прямая атака бесполезна. В компании этого мерзкого Спринджера Гейл слишком сильно пристрастилась к выпивке и сексу. Она совсем перестала прислушиваться к мнению окружающих. К тому же она была гипертрофированно самовлюбленной. Лето только усилило ее очарование. Выглядела она действительно отлично. Она теряла разум, но сексуальная жизнь была на подъеме, кроме того, у нее было много денег. Короче, было невозможно, вернее — бессмысленно, уговаривать ее завязать с выпивкой и отказаться от такой жизни, которая могла бы показаться голубой мечтой любой сексуально озабоченной женщине. Присоединиться к остальному миру с его нескончаемой скукой Гейл, конечно, не могла. А то, что она снова занималась своей пьесой и использовала собрания анонимных алкоголиков, чтобы держаться хоть в каких-то рамках, еще больше затрудняло миссию Гарри. Когда кусок пирога уже у вас в руках, не остается ничего другого, как съесть его.
Возможно, морская прогулка и даст свои результаты, за этим он Гейл и пригласил. Они втроем отправятся в Чаппаквиддик, преодолевая волны и ветер. Конечно, она прихватила с собой и выпивку.
Гарри в глубине души надеялся, что Спринджер отклонит его приглашение и отпустит Гейл одну, но этого не случилось. Спринджер заявил, что не плавал на яхте все лето и очень хочет поехать, ведь он обожает это дело.
Когда Гарри ей перезвонил, Гейл сказала, что Спринджер даже решил купить себе новую одежду и купальные принадлежности для этой поездки.
— На чьи деньги? — с иронией спросил Гарри.
— Естественно, на мои, — ответила Гейл. — Я же содержу его, ты ведь знаешь…
Гарри вышел на палубу «Палмер Скотт», уже отплывшей от берега, яхту сопровождали горланившие в небе чайки.
Было уже половина двенадцатого, они сильно задержались с отплытием, так как его гости слишком поздно проснулись. Он вынужден был им напомнить, что ждет их. Пунктуальность стала для него привычкой, и Гарри раздражало, что кто-то нарушает его правила. Он всегда был вовремя там, где обещал быть, и всегда выполнял обещанное. На собраниях общества анонимных алкоголиков они часто говорили об ответственности, и Гарри быстро понял, что иначе ему не вылезти из дерьма.
По сути, вся его жизнь в последнее время превратилась в борьбу с теми, кто игнорировал время, правду и работу. Все должны быть ответственными, повторял он, иначе нам не выпрыгнуть из детских штанов.
Гарри устроился на вращающемся стуле и стал через обзорное стекло наблюдать за медленно плывущим между Фармоутом и Гайнисом белым облаком и туманом, висевшим между Кейп-Погпондом и Чаппаквиддик. Ему казалось, словно два разных мира соседствовали рядом. Небо было почти чистым, но небольшое облако у Кейп-Погпонда могло означать и приближение непогоды, даже грозу.
Спринджер в своих новых купальных трусах выглядел как боксер в легком весе на городском чемпионате где-нибудь в Чаттаноге, штат Теннесси. Его тонкие ноги напоминали куриные лапки, грудь была лишена волосяного покрова, а сквозь тонкую кожу на руках проступали голубые вены. Мысль о боксере подкрепляли тонкие длинные руки с бицепсами и заметно перебитый нос. На его лице было запечатлено выражение явного недовольства, а высокий лоб выдавал пристрастие к козням и скептицизму.
Всевышний что-то напутал, когда лепил эту несуразную фигуру. Голова наводила на подозрение, что он обладает кое-каким интеллектом, остальная часть тела была какой-то недоразвитой, как у циркового уродца.
Гарри выглядел совершенно иначе: полное улыбчивое открытое лицо, на голове чуть вьющиеся волосы начинали лысеть, развитый торс, какой не увидишь у ученого-теоретика или полуиспеченного философа. Волосы у Гарри были коротко подстрижены в стиле военных моряков, а в его умных живых глазах читалось презрение, ведь он мог бы свалить Спринджера с катушек одним легким ударом.