Зачем дана вторая жизнь

— Так здесь после операции на голове всех психиатр проверяет.

— Правда? — засомневалась Ирина Ивановна. — Ну ладно, отдыхай, хорошо кушай, спи больше, а я к тебе завтра приду. Так что тебе из еды принести?

Глава 17. Новая соседка с огнестрельным ранением

Лёжа в сумерках, Лена вспоминала встречу с Максимом, снова видела на фоне огня летящую кубарем красную «Оку».

Она проснулась, когда загорелся свет — соседке ставили вторую капельницу. В палату часто входили, проверяя состояние больной. Лена то закрывала глаза, то открывала, когда становилось светло. Мучение закончилось вместе с лекарством в капельнице. Лена сползла с постели и приблизилась к соседней кровати. Здесь спала молодая женщина с туго перебинтованной грудью. Её бледное лицо с тонкими чертами поразило особой, изысканной красотой. На подушке вокруг головы разметались пушистые пряди длинных золотистых волос. Внезапно закружилась голова, перед взором поплыл туман. Лена, цепляясь за стены, с трудом добралась до постели и упала на подушку. Её замутило, а перед открытыми глазами пошли картины, как кадры замедленного фильма.

Вначале появилась незнакомая лестничная площадка: на полу в крови — молодая белокурая женщина. По ступенькам в обнимку поднимаются парень и девушка. Они замирают перед жутким зрелищем. Девушка дико визжит, выскакивают соседи из квартир, старичок вызывает милицию. Приезжает «скорая помощь», пострадавшую перекладывают на носилки, а опергруппа начинает осмотр территории и опрос свидетелей: дрожащей от страха девушки и высокого черноволосого парня, бледного и растерянного.

Лена повернулась на бок, отгоняя наваждение, крепко зажмурила глаза, и кадр сменился. Теперь возникла операционная: из груди раненой извлекают маленький предмет и бросают в ванночку. Слышится металлический стук, и Лена догадывается: это пуля.

— Что ж такое? Лезет всякое в глаза, невозможно уснуть! — вздыхает она и видит перед дверью в реанимацию лечащего врача в компании незнакомца. Доктор разрешает мужчине поговорить с больной несколько минут в присутствии медсестры:

— Не утомляйте её, ей это вредно!

Следователь присаживается на стул рядом с кроватью и спрашивает:

— Вероника Сергеевна! Вы видели, кто стрелял в вас?

Женщина почти беззвучно отвечает:

— Нет.

— Может, знаете, кто это мог быть?

— Не знаю, — еле шевелятся губы.

— У вас есть враги? — мягко настаивает следователь.

Вероника устало прикрывает глаза и молчит. Кажется, она уснула. Доктор трогает мужчину за плечо и показывает глазами на дверь. Следователь нехотя уходит.

Лена открыла глаза — за окном глубокая ночь.

— За что мне всё это?! Скорей бы утро!

Заметалась соседка, слабо застонала. Елена дотянулась до кнопки вызова — через пару минут явилась заспанная медсестра, широко распахнув дверь, пошла на красный огонёк:

— Зачем звала?

— Она стонет! Ей, кажется, плохо!

— Всё в порядке, не беспокой по пустякам! — проверив пульс больной, с раздражением сказала Марина (это имя значилось на бэйдже).

— Скажите, её Вероникой зовут? — спросила Лена.

— Маврыкивной, — съязвила сестричка, намереваясь покинуть помещение.

— В неё стреляли? — не сдавалась Елена.

— Да, огнестрельное!

— Я никак не могу уснуть. Мне перестали колоть снотворное?

— Если не сделали, значит, нет назначения.

— Может, тогда таблетку дадите?

Марина, подавив зевок, изучающе взглянула на Лену. «Если больная не уснёт, то и мне не даст», — прочиталось в её глазах, и она ушла за снотворным.

Глава 18. Сон о Радуне: в чужой горнице, впервые в бане

Лежит Радуня, связанная по рукам и ногам, на беличьих шкурках, брошенных на воз. Пять телег с добром в сопровождении дюжины всадников медленно въезжают в низкие ворота просторного двора. Слышит пленница топот ног, приветственные крики. Останавливается воз под ней, снова трогается и тут же резко встаёт после зычного окрика:

— Тпру! Окаянная!

Сильные руки тащат девушку вниз. Огромный мужик, что увёз из родного дома, рассекает ножом путы, опускает её на землю. Качается от слабости Радуня — поддерживает её похититель и, толкая в спину, заставляет подняться на высокое крыльцо в просторную нарядную избу. Такую она никогда не видела. Стоят в чистой горнице, не с глиняным или земляным, а дощатым полом, вдоль стен дубовые лавки с резными ножками; посередине возвышается большая белёная печь; уходит труба вверх, в потолок. Сажают Радуню на лавку у входа. Висит в углу перед тёмной доской на тонких цепях плошка. Слабый огонь в ней манит к себе. Строго смотрит сверху узкое мужское лицо. Наверное, хозяин дома!

Трогают Радуню за руку — зовёт за собой отрок. Идёт послушно за ним через двор. В другой избе, поменьше, скоблит ножом деревянную крышку крепкого стола девчонка одних с Радуней лет. Бросает она работу. Шлёпая босыми ногами по земляному полу, ставит перед гостьей глиняную миску с горячей похлёбкой, молча даёт в руки белую лепёшку и потемневшую деревянную ложку.

С жадностью набрасывается Радуня на еду — ой! горячо! — брызжут скорые слёзы.