Зачем Герасим утопил Муму?

По дороге его внимание привлекла группа людей неподалеку от пристани. Несколько крестьян и парочка дворовых стояли в зловещем молчании, прерываемом только утробным бабьим подвыванием. Дома у родителей Глеб знал чуть ли не всех крестьян по имени, он вырос рядом с ними: ездил с лошадьми в ночное, охотился, гулял у них на свадьбах и крестинах. Крестьяне, конечно, попадались разные, но по большей части они были доброжелательны и опрятны. Здесь же – другой уклад, барыня сразу же поставила условием не общаться с крепостными, ограничиваясь семейным кругом, соседями и, на худой конец, дворней. И что удивительно, огромное богатое имение, а крестьяне худые, нищие, запуганные и забитые. Из-за одинаково тупого выражения лиц их было трудно различить, вот, разве самый сморщенный верзила с подергивающимся глазом был старостой, его звали Семеном. Дворня же на их фоне выделялась известной упитанностью, особенно подросток-поварёнок Гешка.

При появлении Глеба они расступились, давая доступ к маленькому тельцу утопленницы. Больше всего Глеба поразил серо-зеленый мертвенный цвет Агашкининых всегда румяных щек.

Не торопясь, подошел кем-то уже вызванный управляющий Эрих Генрихович Бергман. Бергман происходил из обрусевших немцев, завезенных еще при великой императрице, уже и языка своего, небось, не помнил. Но сплюснутое по горизонтали лицо с узкой лошадиной челюстью безошибочно выдавало в нем чужеродца. Староста доложил, что на рассвете тело, запутавшееся в расставленных рыболовных сетях, нашли крестьяне-рыбаки, пришедшие проверить улов. Бергман недовольно выслушал, наклонился над трупиком, задал пару уточняющих вопросов о нашедших и приказал никому не расходиться, а сам оправился докладывать в большой дом.

Глеб думать позабыл о купании, и мысль о том, чтобы уйти, не приходила ему в голову. Девчушку было очень жалко. Как это она? Бабы вновь затянули нытье, а мужики потихоньку крестились.

Вернулся управляющий не скоро – солнце уже заметно поднялось, – но зато вместе с барином Петром Егоровичем. Пётр Егорович в настоящее время уже месяца три находился в бессрочном отпуске из военной службы, но так и не обвыкся в имении. На нем был домашний халат, а вид он имел недовольный и помятый, как будто плохо спал, или не спал вовсе. Всё равно он был хорош: высокий; начавший слегка полнеть, но еще статный; светловолосый и голубоглазый. При его появлении крестьяне повалились лбами в землю, а Глеб вежливо склонил голову. Пётр Егорович, не обращая на лежащих внимания, кивком поприветствовал Глеба.