С Машкой такое бывает – переберет с коньяком, так и начинает меня жизни учить. А я – что? Я не обижаюсь. Я серая и незаметная. Когда была жива бабушка, шутила, что мне надо идти в шпионы с моей внешностью – увидишь раз и сразу же забудешь, настолько я типичная и обычная. А мне нравится, я вообще довольна своей внешностью. И не знаю, кто еще в 19 лет так бы радовался отражению в зеркале, как я. Так, кажется я отвлеклась…
– Не заводись, Маш. Хочешь ходить за Полянским, ходи. Я тебе мешаю разве? Просто он же смеется над тобой и дружки его… Я слышала, что папа ему невесту давно подобрал, она где-то за границей учится. Деньги к деньгам, как говорится.
– Или заткнись, или придумай, как мне с Максом контакт наладить. Ты же умная вроде, вот и думай.
Думать о Максе не хотелось, хотелось спать, а еще потрясти хорошенько Машку, чтобы хоть в какое-то подобие вменяемости ее привести.
– Ладно, поздно уже. Завтра первая пара у Гладилина, опаздывать нельзя. Я к себе пойду, обещай, что спать ляжешь и не наделаешь глупостей.
– Оставайся здесь, твой сарай опасен для здоровья, как ты вообще там живешь? – Машка зевнула и посмотрела на меня сонными глазами. – Я сейчас напьюсь с горя и пойду куролесить. Сама потом рада не будешь. И вообще, переезжай уже ко мне, все равно с мужиками не клеится…
Квартира у Маши была не в пример круче моей – шкафы-купе с зеркальными дверями в коридоре и спальне, встроенная кухня, правда, белая. Непрактично, зато красиво. И кровать – огромная, двуспальная, с каким-то навороченным матрасом – стоит столько, сколько я за год не заработаю. Что бы Маня ни говорила про папу-пекаря, а дочку свою единственную он любит и не поскупился для нее на удобства. Два раза в неделю к ней даже приходила женщина убираться и готовить еду. Вот и сейчас, заглянув в холодильник, я снова убедилась, что Елена Викторовна не зря свои деньги получает – на полках обнаружились запеченные с картошкой овощи, котлеты и борщ.
Да, самое главное достоинство – Машкина квартира в паре минутах ходьбы от универа, но до учебы у меня с утра завтра планы, и, останься я у подруги, с ними пришлось бы распроститься.
– Останусь, но ненадолго. Дома надо одежду погладить с утра. Маш, давай поедим, а то совсем окосеем… – Я уже ставила на плиту котлеты и картошку.
– Тебе все бы пожрать… Э-м-м, пахнет хорошо. И все-таки эту рыжую стерву надо проучить.
Машка уже откровенно клевала носом. За следующие двадцать минут я выслушала четыре плана мести той самой наглой девице, которая посмела забрать Машкину собственность, то есть Полянского. Надо признать, что два из них были весьма неплохи.
Маня чуть слышно посапывала в кровати, когда я уходила, забирая с собой мусор. Уборка не была сильной стороной хозяйки квартиры, а домработница должна прийти лишь через два дня.
Не сказать, что я люблю гулять ночами одна по темным улицам, но идти нужно было всего пятнадцать минут, а бегаю я быстро, если что. В общем, ничего страшного, да и луна сегодня полная, и снег свет отражает. Фонари, правда, почему-то не горели у универа, ну да ладно. Интуиция после коньяка явно расслабилась и отправилась баиньки.
Поэтому, когда, повернув на угол моей улицы, я споткнулась о чье-то тело, то удивилась. Очень удивилась. На самом деле я заорала, громко. Перед глазами оказались длинные ноги в очень дорогих сапогах. Настолько дорогих, что даже Машка не стала их покупать, хоть и очень хотела. Черная кожаная юбка, сбившаяся на бедрах, норковая шуба. Взгляд пополз дальше: волосы, длинные густые и рыжие. Рыжие…
О нет! Только не она. Не могла же Машка… Конечно, это бред, она спит дома… Мысли неслись как сумасшедшие. Господи, что делать-то? И тут я заорала снова.
В двух метрах от рыжей лежал Макс Полянский.
Разглядеть его не успела, я вообще ничего не смогла сделать, разве что опять заорать. На рот опустилась чья-то ладонь.
– Рот захлопни и не ори. Кто надо, тебя уже услышал.
Локоть рефлекторно двинулся вниз, но попал в пустоту: меня уже никто не держал.
Я в какой-то прострации находилась, кто-то внутри меня требовал убираться отсюда немедля. Кричал так громко, что его, видимо, услышали.
– Даже не думай сбежать, лучше иди сюда и подсвети телефоном.
Терпеть не могу его голос – сухой, бесцветный и всегда какой-то отстраненный. Тут два трупа лежат, один из которых – его друг, а он даже не вздрогнул. Может, это он их грохнул, а я ненужный свидетель? Блин, осталась бы у Машки, уже спала бы себе спокойно.
– Я сказал, подсвети. Тебе непонятно? Живы… Кажется.
И, не взглянув на меня, нажал на кнопку в телефоне.
– Да, я нашел их, без сознания, но дышат. Внешних повреждений нет. Угол Воронцова и Садовой. Нет, скорую еще не вызвал…
Потом был звонок в какую-то больницу. Вот сейчас бы мне уйти, не нужна я тут, без меня справятся, да и помочь нечем.
– А теперь рассказывай, что тут произошло. И где твоя чокнутая подружка?