Зачем я ему?

Что? Опять? Не надо меня никуда провожать и тащить за руку к гардеробу тоже не надо.

— Никто не знает, что Макс в больнице. Ты кому успела растрепать?

— Н-никому пока. Я Машу найти не могу. Она с тобой вчера ушла?

— Я не знаю, где она.

— Врешь! Я помню, ты вчера говорил про наркотики и пошел к ней разбираться…

— Ее не было дома, когда мы пришли. Я с ней не разговаривал. Но я узнаю, где она. И чтобы рядом больше не крутилась. Поняла меня?

Я никогда не видела Леднева так близко при дневном свете как сейчас. Как бы мне ни был неприятен этот человек, не признать очевидного я не могла. Это был самый красивый парень, что я видела в своей жизни. И так думала не только я, но и сотни девчонок, а также их мамы, тети, бабушки… Как гласила официальная биография, наследник многомиллионного состояния в детстве увлекался волейболом и какими-то восточными единоборствами. Высокий, широкоплечий, гибкий. И сильный, как зверь. Такое бывает — смотришь на человека и просто физически ощущаешь его силу, агрессию. Ему необязательно демонстрировать мускулы или драться. Просто ты видишь перед собой хищника, и неважно, дорогой на нем костюм или лохмотья, красавчик это с тонкими чертами лица или изуродованный бомж.

Такими рождаются, а деньги, статус или спорт могут лишь увеличить, а не создать подобную силу. Люди к ним тянутся, с ними чувствуешь себя в безопасности, если, конечно, тебя признают своей. Но не дай бог встать у них на дороге. Мне бабушка про таких много рассказывала, говорила, как увидишь, сразу поймешь. Только близко не подходи. А еще сказала, что один такой мужчина чуть жизнь моей маме не разрушил…

Я посмотрела прямо в его глаза и невольно поежилась. Красивые серо-голубые холодные глаза. Кажется, или там на самом деле застыл лед? Не знаю, кто придумал ему прозвище, по фамилии или, как и я, просто увидел жуткий холод в глазах, но этот человек полностью выразил суть Леднева всего в трех буквах — Айс. Его все так и звали.

Глава 3

До вечера просидела в читальном зале библиотеки, готовила реферат. Дома нет тишины и покоя, не сосредоточишься. А здесь было уютно что ли. Я обожала бабушкину библиотеку. Целая комната, большая и светлая, со стеллажами до самого потолка. Я любила там прятаться, когда была ребенком. А потом полюбила книги, живые с настоящим непередаваемым запахом, которого никогда не будет у электронных аналогов. Я еще не умела читать, а бабушка сажала меня к себе на колени и открывала книгу. Наверное, тогда я была по-настоящему счастлива. И университетская библиотека давала мне возможность вновь вернуться в то состояние. И пусть передо мной были вовсе не сказки Астрид Линдгрен, а учебники и дидактические материалы, но тут я забывала про реальность. Так было всегда, но не сегодня. Сегодня я просто заставляла себя не думать о Машке, о Полянском, его рыжей Кате и о Ледневе. Я даже не спросила, что с Максом, откачали ли его. Я никогда не пробовала наркотики. Так, покуривала сигареты изредка… Но достать дозу в универе не было особой проблемой даже для первокурсника, если он успел обзавестись определенными связями. Что уж говорить про Полянского, он может получить все, что покупается и не покупается тоже. Передоз — не редкость среди студентов, а уж среди студентов его круга тем более.

Я пыталась вспомнить, что Машка рассказывала о Максе. К завоеванию парня она подошла ответственно и собрала на него целое досье: что любил-не любил, где тусовался, хобби, подружки, привычки. Что она рассказывала про привычки? Может выпить, но всегда в меру, не курит… Вообще. Ничего. Точно: он же входит в университетскую команду по плаванию. Вряд ли сам накачался. Полянский — тот еще подонок: выставить полуголую девчонку в мороз на улицу легко, но развлекаться в ущерб собственному здоровью не будет.

— Варя, уже поздно, деточка. Иди домой, дорогая, приходи завтра. — Марина Витальевна, семидесятилетняя библиотекарша, живая реликвия универа. Пришла сюда в 18 лет работать и осталась на всю жизнь. Всю профессуру по именам и на «ты» звала, включая ректорат в полном составе. Во мне она видела родственную душу — мы могли о книгах говорить часами. А еще с ней было просто приятно молчать. Я ничего ей не рассказывала о себе, но мне казалось, что она все знает.