Зачем коту копыта?

– В больнице в первую очередь уважаются права пациента, а пациент не готов к встречам и объяснениям в любви! – сказала, как отрезала, Груня.

Но надо было знать русскую артистическую труппу – коллеги просто снесли с ног слабо сопротивляющуюся медсестру и ворвались в палату к своим «девочкам». Грушу тут же просто парализовало – с ними был Вилли, но она старалась не смотреть на него вообще. Гости наперебой кинулись к болеющим с расспросами об их самочувствии, здоровье и о том, «как Таня с Грушей дошли до жизни такой». Настя с ними не пришла, что и понятно: самочувствие двух соперниц вряд ли интересовало циничную и корыстную особу.

Вилли прорывался к Аграфене с дежурными вопросами, и та ему так же дежурно отвечала, не глядя в глаза, и сразу же с жаром и пылом переключаясь на разговор с другим человеком, давая Вилли понять, что общение с ним на данный момент закончилось. Впрочем, на все последующие годы тоже.

Мужчина делал робкие попытки снова завязать с ней беседу, а Груня ловко уходила от тесного общения.

– Настырный парень… – шепнула ей на ухо Татьяна. – Но ты тоже хороша. Хоть объясни, на что сердишься, а то человек, может, не понимает, почему так резко попал в немилость.

– А если мне даже объяснять не хочется? – вздохнула художница. – Ничего, когда-нибудь поймет и отстанет. А потом, что значит – не понимает? Дурачок, что ли? Но вообще ты права, не мой он человек.

От этой, самой себе внушаемой мысли Груне стало легче, и она повеселела. Особенно умиляло, что Вилли все время смотрел на нее. А уж понимал тот, что к чему, или нет, Аграфену не волновало. Или она думала, что ее это не волнует.

Николай Еремеевич подсел к Груне на кровать и тихо спросил, продолжая гнуть свою линию:

– Подлечиться не хочешь?

– Что? Так я вроде… лечусь.

– При отравлении надо все продезинфицировать. А лучшего средства, чем хорошая водка, нет, – прошептал актер и приоткрыл полу пиджака.

Она посмотрела на торчащую из внутреннего кармана бутылку водки, и ее опять затошнило. Вот ведь, говорила же медсестре, что после таких посетителей ей снова станет плохо!

– С родины привез, берег для особого случая. Точно не отравленная! Видишь, закупоренная еще, – заверил ведущий артист их труппы и, кто бы сомневался, ведущий алкоголик их же труппы.

Аграфена растерялась и даже покраснела.

– Очень тронута, что мой случай ты причисляешь к особому, но, Николай, я только-только очнулась, можно ли мне водку? Я, как бы это получше выразиться, вообще не пьющая. А уж в свете последнего отравления совсем на спиртное смотреть не могу. Да и боюсь теперь…

– С родины бутылка, – дрогнувшим голосом повторил Николай Еремеевич.

Его слова прозвучали так, словно Груня изменяет родине, если отказывается пить родной напиток на чужбине. Было понятно, что ему просто нужен собутыльник, но почему мужчина выбрал именно ее?

– Предложи Эдуарду.

– Грозился уже уволить. – Актер нервно запахнул пиджак.

– Тогда Тане.

– Слишком громкая, услышат все… Да и не любит она меня. Никогда не любила. Столько лет играли с ней любовников или мужа с женой, а в жизни на дух друг друга не переносим. Такая вот ирония нашей профессии…

– А я знаю, почему Ветрова недолюбливает тебя, – понизила голос Груня. – Вот именно, что вы всегда играли в паре. Я слышала, народ говорил, что ты ее переигрывал. Мол, у тебя особенная харизма. Это дошло до Таниных ушей, и ей, актрисе, явно не понравилось.

– Глупости… Ну, так? – умоляюще поднял на Грушу глаза Николай Еремеевич.

– Ладно, одну рюмку. То есть один глоток, – вздохнула Аграфена. А про себя подумала: если бы она всегда так легко соглашалась на все, то постоянно ходила бы беременная. Только пока ей предлагали всего-навсего выпить, а больше ничего.

– Но не здесь же? – огляделся ведущий актер, проявляя чудеса конспирации.

– Если из палаты выйти, сразу налево будет туалет, – тихонько сказала Груня, включаясь в игру и краем глаза замечая, что к ним приближается Вилли.

– Я могу присоединиться к вашей беседе? – спросил тот, пытаясь улыбнуться.

– Можешь! – твердо ответила Аграфена, вставая и беря Николая Еремеевича под локоток. – Мы пока в туалет, а ты поговори с госпожой Беседой! Вы вообще легко ко всем присоединяетесь, мистер универсальный присоединитель!

Вилли остался стоять с совершенно идиотским выражением лица, а Груня гордо удалилась с умирающим от смеха Николаем.

– Ты уже слышала о победе сексуальности Насти? – хитро посмотрел на нее главный герой-любовник и по совместительству главный алкоголик труппы.

– Слышала. Хорошо, что не от нее. Только я бы назвала это победой пошлости, вседозволенности и разврата. А еще глупости и жадности!

– Похоже, что парень и сам не рад, – попытался было вступиться за Вилли актер, проявляя мужскую солидарность.

– А мне на его радости и печали плевать! – очень громко произнесла художница в надежде, что и эта реплика долетит до кого нужно. – Раньше надо было думать!

– Так мозги уже отключаются, на тебе просто висит голая баба. Да еще спиртное… – промямлил Николай Еремеевич.