Зачем мы пишем

Я брался за любую работу, пытаясь понять, чем мне заняться. Работал в баре. На стройке. Потом смог получить несколько заданий от редактора City Paper, и мои статьи привлекли какое-то внимание. Затем, ближе к тридцати годам, я получил работу альпиниста в компании, специализирующейся на посадке, лечении и вырубке деревьев. Она мне очень нравилась. Это потрясающая и очень опасная работа. Нужно было быть крайне аккуратным и, как обезьяна, ловким. Там, кстати, я заработал хорошие деньги. В некоторые дни доходило до тысячи долларов. В другие дни приносил домой сотню. Однажды я наткнулся на свою бензопилу, когда был на дереве, и поранил ногу. Мне было тридцать лет. Пока я поправлялся, в голову пришла идея написать книгу об опасных профессиях. Люди постоянно гибнут на низкооплачиваемых, часто неуважаемых, производственных работах. Мы редко думаем о тех, кто выполняет такую работу, хотя вся страна от них зависит.

Я написал план будущей книги, назвав ее «Идеальный шторм». Книга о рыбацком судне, затонувшем во время сильного шторма у Глостера — города, в котором я жил. Я вручил план своему агенту и уехал в Боснию. Для себя я решил так: если мой агент продаст идею книги, то я сочту, что успел прибежать к базе и стал лучшим игроком в бейсбол; если не продаст — я стану военным корреспондентом. Поэтому я спокойно полетел в Вену и сел там на поезд, идущий в Загреб. Причем никакого задания у меня не было. Я просто присоединился к группе независимых журналистов. Идея была очень простая: спрыгнешь с обрыва — научишься летать.

Я очутился сразу в центре невероятных мировых событий. У меня было немного сэкономленных денег, жил я скромно, в компании с другими независимыми репортерами; мы все делали сообща, а расходы делили. В Загребе хорошая еда, великолепная местность, очень красивые женщины, и в войне все было ясно: кто прав, а кто нет. Лучше и быть не может, когда тебе тридцать.

Я начал записывать радиорепортажи — тридцатисекундные голосовые отрывки для различных радиосетей. Мне ничего не платили, но это были настоящие доклады с места событий. Писал множество статей, большая часть которых так и осталась неопубликованной. Одну напечатали в Christian Science Monitor.

Однажды, это был уже 1994 год, один из парней, с которыми я вместе жил, побежал за мной с криком: «Эй, послушай, тебе факс пришел». Факс оказался от моего агента. Жаль, я его не сохранил. Там было написано: «Продал твою книгу, надо вернуться домой». Я даже расстроился — совсем не хотел уезжать. Но агент выторговал мне аванс в тридцать пять тысяч долларов, поэтому, конечно, я вернулся. На самом деле ту книгу я написал бы и за десять баксов.

На работу над ней ушло три года. Я жил в неотапливаемом летнем домике родителей на Кейп-Код. Продолжал заниматься деревьями, потому что понимал необходимость запасного плана.

Идеальный шторм

В журналистике есть четкая грань между фактами и вымыслом. К соблюдению ее я отношусь очень серьезно. Журналист не имеет права на вымысел, он не изобретает сюжета и не придумывает диалогов — он точно описывает все как есть.

На середине работы над «Идеальным штормом» я столкнулся с ужасающей дилеммой. Я писал книгу о пропавшем судне. Но как только рыбацкое судно отошло от берега, я потерял нить. Что писать о судне, которое неизвестно где? В чем действие? О чем люди говорят друг с другом? Каково умирать на корабле в шторм? Посреди повествования образовалась огромная дыра, и я не мог заполнить ее вымыслом.

Все, что я знал о работе писателя, пришло от чтения хороших работ других авторов — Тобиаса Вулффа, Питера Маттисена, Джона Макфи, Ричарда Престона. Кстати, Престон столкнулся с такой же проблемой в «Горячей зоне». Его главный герой умирает, отсюда возникают дыры в повествовании. Престон заполняет их, используя конструкции с вводными словами, указывающими на невысокую степень достоверности: «Мы не знаем, но возможно, он и сказал это… пожалуй, он так и поступил… У нас есть определенные сведения, что у него была температура выше сорока градусов, вот почему он мог и чувствовать это…»

Для меня это был выход: предложить читателям возможные варианты сценария и не врать. Оставаясь честным по отношению к фактологическому материалу, я просто рассмотрю вероятные ситуации, что безусловно соответствовало всем правилам журналистики. Поэтому я разыскал суда, пережившие шторм, и начал изучать их переговоры по радиосвязи. Теперь я мог написать: «Мы не ведаем, что случилось с моими ребятами на том судне, но знаем, что происходило на этом корабле». Я взял интервью у парня, пережившего подобную ситуацию на тонущем судне. Он рассказал мне, что, по его мнению, могло происходить с экипажем «Андреа Гейл», а я с его слов пересказал это читателю. Я заполнил пустоту, не нарушая правил и не прибегая к фантазии. Решение возникшей проблемы стало для меня очень значимым делом.

Успех приносит радость и страдания