Как ученый, хорошо знакомый с особенностями сна, я активно выступаю за отмену этой практики, подкрепляя свою позицию двумя очевидными фактами. Первый и менее важный обусловлен практическими соображениями. С точки зрения допроса условия депривации сна плохо подходят для добывания надежной и дающей основание для судебного преследования информации. Недостаток сна, даже в умеренных количествах, ухудшает психические и умственные способности настолько, что сложно было рассчитывать на получение достоверной информации. К таким ухудшениям относятся невозможность точных воспоминаний, эмоциональная нестабильность, которая мешает логическому мышлению и даже базовому пониманию речи. Еще хуже, что депривация сна повышает девиантное поведение и делает человека способным на ложь и нечестные поступки[121]. Сопоставимое с комой, принудительное лишение сна приводит человека в состояние, когда от него трудно получить надежную и заслуживающую доверия информацию: спутанное сознание, способное на любые фальшивые признания, которые, без сомнения, могут оказаться на руку тюремщикам. Недавнее научное исследование доказывает, что одна ночь лишения сна вдвое и даже вчетверо увеличивает вероятность того, что самый честный человек может признаться в том, чего он на самом деле не совершал. Таким образом, можно изменить отношение человека к чему-либо, его поведение и даже крепкие убеждения, просто лишив этого человека сна.
Красноречивое, хотя и печальное подтверждение этого факта предоставил бывший премьер-министр Израиля Менахем Бегин в своей автобиографии «В белые ночи». В 1940 году (до того, как стать премьер-министром в 1977 году) Бегин был арестован советскими властями, и к нему применяли метод продолжительного лишения сна. Об этом своем опыте (который большинство правительств мягко называют «менеджментом сна пленного») он пишет:
Второй и более убедительный аргумент за отмену вынужденной депривации сна — это постоянный физический и психический вред, который она наносит. К сожалению, хотя это удобно для следователей, наносимый вред не так заметен внешне. Что касается психики, продолжительная депривация сна в течение нескольких дней возбуждает мысли о самоубийстве и попытки самоубийств, то и другое среди заключенных случается гораздо чаще по сравнению с обычными людьми. Недостаточный сон еще больше подпитывает разрушительное и непреходящее состояние депрессии и тревожности. В физиологическом плане продолжительная депривация сна повышает вероятность сердечно-сосудистых нарушений, таких как инфаркт или инсульт, ослабляет иммунную систему, таким образом способствуя развитию инфекционных и онкологических заболеваний, а также развитию бесплодия.
Некоторые федеральные суды США придерживаются таких же порицающих взглядов на подобные практики, руководствуясь тем, что депривация сна нарушает 8-ю и 14-ю поправки к Конституции США, касающиеся защиты от жестокого и бесчеловечного наказания. Их логическое обоснование было здравым и непробиваемым: «сон», как было заявлено, должен считаться одной из «базовых жизненных потребностей», каковой он действительно является.
Тем не менее Министерство обороны не соблюдало это постановление, разрешая 24-часовые допросы арестованных в заливе Гуантанамо в 2003–2004 годах. Такое отношение остается допустимым и по сегодняшний день; как заявляется в приложении M к исправленному Боевому уставу армии США, сон заключенных могут ограничивать всего лишь до 4 часов каждые двадцать четыре часа до четырех недель. Отмечу, что дело не всегда обстояло таким образом. В гораздо более раннем издании того же руководства от 1992 года утверждалось, что продолжительная депривация сна — явный и бесчеловечный пример «психологической пытки».
Лишение человека сна без его добровольного согласия и тщательного медицинского наблюдения — это варварский инструмент насилия с физиологической и биологической точек зрения. Если оценивать его с точки зрения долгосрочного влияния на смертность, то оно находится на одном уровне с голоданием. Пора заканчивать часть, посвященную пыткам, в том числе и с помощью депривации сна — этой неприемлемой и бесчеловечной практики, той, на которую, как я полагаю, в будущие годы мы будем оглядываться с сильнейшим чувством стыда.
Сон и образование