Зачем нужен Сталин

«— Вы стоите на самой низшей ступени развития, — перекричал Филипп Филиппович, — вы еще только формирующееся, слабое в умственном отношении существо, все ваши поступки чисто звериные, и вы в присутствии двух людей с университетским образованием позволяете себе с развязностью, совершенно невыносимой, подавать какие-то советы космического масштаба и космической же глупости о том, как все поделить…. Зарубите себе на носу, что вам нужно молчать и слушать, что вам говорят».

«— Что-то не пойму я, — заговорил он весело и осмысленно. — Мне по матушке нельзя. Плевать — нельзя. А от вас только и слышу: «дурак, дурак». Видно только профессорам разрешается ругаться в Ресефесере».

Тут не только Шариков, тут любой уважающий себя человек взбунтовался бы, настроился бы негативно по отношению к профессору. Свято место пусто не бывает, и вместо Преображенского воспитанием Шарикова занялся Швондер— со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Может, Преображенский ничего не смыслит в воспитании (не каждому же Сухомлинским быть)? Но, при своих связях, выселить Шарикова профессор бы смог (выселить — все-таки не убивать). Смог, если бы захотел. Сумел же он отстоять свои комнаты… Мог бы, в крайнем случае, в милицию Шарикова сдать (сдать в милицию — все-таки не убивать), ведь было же за что. Можно было бы еще что-нибудь придумать. Но…

Но, скорее всего, профессору лень было «возиться», звонить куда-то, хлопотать. Куда проще — чикнул скальпелем (дело ведь знакомое…). Таким образом, Преображенский, убивая Шарикова, не был в безвыходном положении— он убивал его, как устраняют мешающих, «стоящих на дороге» людей, убивал так же, как это делают заурядные бандиты. Конечно, мотивы убийства были несколько «глубже», чем у простых бандюг, ведь у профессора был еще другой интерес, скажем научный. К тому же поведение профессора так вписывается в ориентиры будущей (для него) западной политкорректной масскультуры — почему бы не убить? Шариков ведь такой несимпатичный.

Надо добавить, что на убийство профессор пошел, только будучи уверенным в том, что медицину он знает лучше, чем милиционеры, и в случае чего сможет доказать, что никакого убийства не было, просто природный процесс пошел в обратную сторону— «атавизм». То есть Преображенский расправился с Шариковым, будучи уверенным в своей собственной безнаказанности. А если прислушаться к отголоскам разговоров профессора с Борменталем, то можно предположить (правда, только предположить), что вначале планировалось не убийство путем превращения человека в собаку, а «простое» убийство, если можно так выразиться, убийство более традиционным способом. И еще вопрос: кого убили-то — Шарикова или Клима Чугункина по новой? Цитата:

«Ничего я не понимаю, — ответил Филипп Филиппович, королевски вздергивая плечи, — какого такого Шарикова? Ах, виноват, этого моего пса… Которого я оперировал?

— Простите, профессор, не пса, а когда он уже был человеком. Вот в чем дело.

— То есть он говорил? — спросил Филипп Филиппович. — Это еще не значит быть человеком. Впрочем, это не важно. Шарик и сейчас существует, и никто его решительно не убивал… Наука еще не знает способов обращать зверей в людей. Вот я попробовал, да только неудачно, как видите. Поговорил и начал обращаться в первобытное состояние. Атавизм».