Зачем нужен Сталин

Но и доказательства у меня все же есть. \Л доказательства эти — первоисточники. Каждый историк знает, что прямыми доказательствами любых исторических гипотез являются в первую очередь первоисточники, и с позиции объективной и отстраненной исторической науки обвинительные документы 1930-х годов являются такими же первоисточниками, как и берестяные грамоты Новгородской республики, как это ни кощунственно звучит в наше политизированное время. Разумеется, я далек от того, чтобы утверждать, что все написанное в обвинительных документах правда, однако авторы берестяных писем тоже не всегда писали правду своим адресатам. Но, чтобы опровергнуть информацию первоисточников, историк должен доказать, что документы не являются первоисточниками, либо доказать, что первоисточники содержат ложную информацию.

Первоисточникам о репрессиях не повезло с самого начала, они попали в оборот текущей политики и до сих пор не могут быть беспристрастно изучены. Реабилитации при Хрущеве проводились непоследовательно, путем компанейщины, и делались на потребу дня. Не менее политизированной и потому далекой от объективности была возглавляемая А. Яковлевым кампания реабилитации при Горбачеве и Ельцине. Какими бы ни были цели, которые преследовала эта кампания, но они были, далеки от целей беспристрастного исследования. Да и сами цели были намечены еще до начала изучения конкретных документов.

На этом фоне самыми объективными могут считаться реабилитации конкретных лиц, проведенные советскими органами юстиции по заявлениям пострадавших и их родственников, хотя сам тон этих реабилитаций был задан выступлениями Хрущева. Но все равно для беспристрастного историка эти документы 1950–1960-х годов должны быть такими же объектами исследования, как и документы 1930-х. Только тщательный анализ самих документов, с обязательным учетом общественной атмосферы, в которой они создавались, даст возможность прояснить истину.

К тому же виновность и невиновность тоже вопрос относительный. Так, Бухарин в знаменитом письме к будущему поколению руководителей партии, которое было заучено наизусть его женой и оглашено через много лет, говорит, что, по сути, не выступал против Сталина. Тогда, в 1930-х, это было хорошо, при Горбачеве, наоборот, хорошим посчитали бы, если бы он выступил против Сталина.

Показательным в свете вышесказанного выглядит ситуация со знаменитым стихотворением О. Мандельштама «Если б меня наши враги взяли…». Оно заканчивается так:

И налетит пламенных лет стая, Прошелестит спелой грозой Ленин, И на земле, что избежит тленья, Будет будить разум и жизнь Сталин.

Когда в СССР началась кампания по развенчанию культа личности Сталина и противопоставления Сталина Ленину (в антитезе «плохой — хороший»), поклонники Мандельштама, с подачи его жены, стали утверждать, что последняя строчка на самом деле звучала так: «Будет губить разум и жизнь Сталин» (хотя сам Мандельштам, естественно, в Союз писателей в 1937 г. представил стих со словом «будить»). В начале перестройки, когда модно было быть антисталинистом, но ленинцем, стихотворение почти везде печаталось со словом «губить». Когда начали «развенчивать» Ленина и быть ленинцем тоже стало немодно, все спекуляции вокруг стихотворения прекратились.

Таким образом, возможна трактовка событий со стороны их участников «задним числом» — наподобие постскриптума. С человеческой точки зрения это логично, но историк должен принимать во внимание такую возможность. Ведь после 1937 года еще 50 лет в Советском Союзе сама мысль о выступлении против властей была кощунственной. Поэтому многие участники событий во время реабилитации вынуждены были утверждать, что никаких заговоров не было. И опровергать свои слова, сказанные на допросах и в судах.

Но даже если мы признаем, что каждая реабилитация автоматически опровергает каждое обвинение, в нашем распоряжении все равно останутся документы, которые однозначно показывают на выступления против властей в 1930-х годах. Я имею в виду те дела, которые Хрущев и К0, а позже Горбачев и К0, не захотели пересматривать, исходя из сиюминутной конъюнктуры. Например, дело бывшего наркома внутренних дел Генриха Ягоды. Его не стали реабилитировать потому, что он сам был организатором репрессий, и если говорить формально, то хотя бы из документов, обвиняющих того же Ягоду, следует, что заговор был.