Зачем тебе алиби…

— Так и сказал. Я не поверила тогда, но все же задумалась — не мог же ты все это выдумать? Значит, хоть крупица правды должна быть? Стала вспоминать. Вспомнила, как я пришла тогда к вам домой, он мне сказал — к пяти. А его нет. Стала ждать. Ты поил меня чаем. А потом вдруг стал приставать. Я даже пальцем шевельнуть не могла от ужаса — думала, ты с ума сошел… Все же отец моего парня! Ничего не понимала. Дура была, безответная! — Маша с вызовом тряхнула обесцвеченными волосами и возбужденно продолжала:

— А потом…

Помнишь хоть, как завалил меня? В большой комнате, на диване… Какая дура была! Кричать почему-то боялась… Ни пикнуть, ни вырваться не могу — руки-ноги окоченели, горло пересохло… Только шептала: «Да вы что, да вы что..» Мы же еще на «вы» тогда были. И вдруг — кто-то дверь отпирает. Входит сперва твоя жена, за ней — Игорь…

Мужчина задыхался, кивал, потом полез в нагрудный карман рубашки, достал папиросы, закурил. Маша тоже полезла в карман халата, достала зеленую пачку ментолового «Данхилла». Выпустив первую струйку дыма из красных губ, сказала уже спокойнее:

— Он выгнал меня, как шлюху. А затем и тебя.

Дура была! Надо было о чем-то догадаться. А я не понимала… А потом… Потом я сделала самую большую ошибку в жизни. Надо было мне доучиться в своем строительном и ехать по распределению… А я… Не могла учиться в одном институте с Игорем.

Ушла. Ты же меня нашел в общаге, когда я уже вещи паковала… И — вот… Зачем я согласилась с тобой жить, зачем за тебя замуж пошла? Сейчас я бы такого не сделала. Дура была, и как в тумане…

Как в страшном сне. И потом.. — Она вздохнула. — Домой ехать не хотелось. Позор. Ведь они знали, что у меня жених есть. Я так боялась объяснений… Это сейчас никто ничего не боится, а тогда ведь и время другое было… Во всяком случае, в таком городке, как мой, такая история — позор для девушки.

— Маш… — робко перебил он. — А ты что же — тогда все и поняла? Когда я проболтался?

— Да.

— А к нему… К Игорю… Ну, недавно… Ты не затем ходила?

— Затем, — отрезала она. Бросила сигарету в урну, спросила:

— Все? Тогда я пошла.

— Нет, постой… — Он мучительно искал слов, видно было, что боится о чем-то спросить, а спросить ему необходимо. — Маш, а когда…

— Что когда?

— Когда я проболтался?

— В апреле.

— В этом?

— Ну, ясное дело. Иначе я бы давно к нему сходила. Разобраться.

— И… Как? — Его глаза смотрели испуганно и выжидающе. — Что он тебе сказал?

— А ничего.

— Неужели соврал, что я сам к тебе полез?!

— Да он даже слушать меня не захотел, — с болью ответила Маша. — После стольких лет едва сказал: «Здравствуй!» Ничего от него не добилась.

Но зато поняла — ты сказал правду.

Она вгляделась в его глаза и вдруг рассмеялась — коротко, отрывисто, истерично:

— Слушай, а ты что — правда, решил, что я его прикончила?

Мужчина отшатнулся. Она больше не смеялась.

Стояла перед ним, сунув руки в карманы халата, покачиваясь на стоптанных каблуках, глядя спокойно и даже издевательски. Потом процедила:

— Иди-ка ты домой. Отсыпайся.

— Я, это…

— Вот-вот. Это самое. Иди. И не болтай больше глупостей.

Он понуро отвернулся, собираясь исполнить ее приказ. Но она остановила его:

— Погоди! Скажи-ка, зачем ты мне сейчас все это рассказал?

— Я… Я же знаю, что обижаю тебя… — неуверенно, затравленно заговорил он. Его глаза бегали, он старался не встречаться с ней взглядом. — А почему я тебя обижаю? Потому что забыть не могу, что из-за тебя моя семья распалась… Я там оставаться не мог. И честно, Маша, ты мне нравилась, но я же сам никогда бы не решился к тебе полезть… Думаешь — не понимаю — такая девушка не про меня!

Я решил тебе рассказать, потому что… Ну, потому…

— Потому что ты уверен, что я его убила, — тихо ответила Маша.

— Да нет…

— Все, — отвернулась она и взялась за дверную ручку. — Больше не приходи.

— А… Ты?..

— Что я?

— Ты почему сегодня днем работаешь?

— Потому что ночь у меня должна быть свободна, — ответила она.

* * *

После обеда Анжелике позвонил следователь.