Зачем тебе моя боль

— Если еще хоть один мужчина тебя поцелует и я об этом узнаю — я вырву ему печень.

У меня даже мурашки побежали от этого заявления и растянулась глупая улыбка на лице. Картер это заметил, схватил меня в охапку и уложил к себе на колени. Не скажу, что мне было неудобно, скорее немного не комфортно, потому что теперь он смотрел на меня сверху вниз.

— Может, у нас все-таки что-нибудь получится? — тихо спросил он. — Может, мы сможем создать нормальную семью и прожить бок о бок?

— Я не знаю, Картер.

— Почему ты всегда обращаешься ко мне только по фамилии?

Хороший вопрос. Наверно, потому что много лет назад навсегда выбросила твое имя из головы. Осталась лишь фамилия, чтобы хоть как-то обращаться.

— Мне трудно называть тебя по имени.

Картер не стал спрашивать причин. Стал машинально гладить меня по голове, перебирая пряди волос.

— Ничего, у нас впереди еще много времени, я сделаю все, что в моих силах, чтобы изменить твое отношение к себе, — он коснулся губами моего лба. — Полночь, загадывай желание.

Что бы мне загадать? Мужа и ребенка? В данную минуту они здесь, со мной. Тепла и уюта? В объятиях Картера — таких странных и немного неуверенных — мне было и тепло и уютно. Любви? А что это — любовь? Гораздо важнее, наверно, все-таки то, что у меня есть защита и опора, и в любое время мне придут на помощь. Я взглянула на Картера, он не отрываясь смотрел мне в глаза — и я поняла, чего я хочу. Разобраться. Понять друг друга. Разрушить оковы прошлого и просто начать жить заново.

— Загадала? — тихо спросил он. В его глазах отражался свет от экрана телевизора, играя причудливым блеском. Я кивнула.

— А ты загадал?

С последним ударом часов мы одновременно потянулись друг к другу. Уж не знаю, что там загадал Картер, но мне его желание было по душе. На пол полетели и туфли, и платье, и чулки, и его феерические треники. Мы жадно целовались, до боли, до головокружения, до помутнения рассудка, словно это был последний день в нашей жизни. В какой-то момент Картер сменил тактику, неистовые поцелуи сменились нежными, дразнящими, прикосновения стали легче и волнительнее, и мир перевернулся и рассыпался на тысячи разноцветных осколков. Засыпая в крепких объятиях, я улыбалась, так хорошо мне еще никогда не было. Новый год для нас наступил, впереди ждала новая жизнь.

  Пепельно-серое небо мне душу выжгло внутри.
  В сердце моем был и не был, я же не знаю. Смотри,
  Вечность бросаю на камни, чтобы звезду не срывать,
  Небо печальное с нами тихо ложится в кровать.
  Руки пройдут сквозь одежду, в тело ворвутся в ночи,
  Чувства мне дарят надежду — если не стонешь — кричи.
  Страсть затуманила разум, гордость забыта давно,
  Тайна взорвется не сразу, только ведь нам все равно.
  Плавный, размеренный ритм, сердце стучит все быстрей.
  Страха последние нити рвутся с печалью моей.
  Жаркие прикосновения — губы и руки горят,
  Пламенные ощущения о многом теперь говорят.
  Яркий миг наслаждения нас ослепит на миг,
  Дыхание — как наваждение, как голод в сердцах других.
  Слабость и упоение сполна заберут свое,
  Тело горит мгновение, и мысли уходят на дно.
  Страстью помятые простыни, в осколках растеряны чувства,
  Дарить свое тело — просто ли?
  Но в нем без тебя так пусто…
  Я же совсем отчаялась все повернуть назад,
  Чтобы увидеть случайно
  Твой страстью наполненный взгляд…

Глава 17

Первого января я проснулась по традиции одна, зато заботливо укрытая одеялом. Сладко потянулась, зевнула, открыла глаза — и обалдела. Во-первых, проснулась я не там, где засыпала, а в своей комнате, во-вторых, я совершенно не помню, как я сюда переместилась, и в-третьих — на соседней подушке лежала бархатная коробочка, подозрительно напоминающая подарок. Под ней — сложенный в четверо листок. Я решила начать именно с него и протянула руку.

«Выбирая подарок, я представлял твои глаза. Просил что-нибудь более бешеное — не нашлось. Взял, что было.

P/S Подарок мне ты уже подарила, и если по правде — он бесценен».