Зачем только я в это ввязалась

Неужели Гришка был прав, и директор решил за мной приударить? Похоже. Вон, нос как покраснел – сразу видно, что этот человек не особо любитель пеших зимних прогулок. Но вот он здесь, передо мной, склонился в ожидании ответа. А мне не жалко было, что кто-то еще присядет на скамью по соседству. Но я даже не успела открыть рта, чтобы произнести ответ, как на нас с директором сначала упала тень от большого такого и грузного тела, а потом и оно само. То есть это был, как выяснилось, Григорий. Но за мгновение, что пребывала в неведении, кто такой на нас бросился, успела и испугаться и подумать всякое.

А Гришка в прыжке перелетел через лавочку и меня и обрушился на Станислава Валерьевича. Надо ли говорить, что мой начальник испытал шок? Ведь я и сама того, сомлела, хоть и знала, что моя Тень на чеку. А тут директор, ни сном – ни духом, не подозревающий, чем ему грозит приближение к охраняемому Григорием объекту. Мне запомнился его крик, придушенный и хриплый, но все же громкий, и сильно вытаращенные глаза. Они у него как остекленели, когда мой охранник согнул его вдвое, заломив больно руку за спину.

-- Гриша! Это мой шеф! – заверещала я, когда перестала вторить крику директора, но естественно тонким женским голосом, а не басом, как у него.

-- Что?! – жарко выдохнул в мою сторону Григорий, аж пар от него на морозе повалил. – Шеф? – казалось, он мне не сразу поверил, оттого и принялся пристально вглядываться в лицо Станислава Валерьевича, приблизившись к нему, чуть ни нос к носу.

От этого, наверное, мой директор и начал издавать странные хрюкающие звуки. А что? Выражение Гришкиного лица было очень решительным. Омоновец, не меньше! Только боевой раскраски не хватало. Но шефу и так всего оказалось достаточно. Мне показалось, или нет, но Станислав Валерьевич как-то вдруг начал оседать. Скорее всего, так. И Григорий, не мешкая, усадил его на лавку мне под бочок.

-- Так вы Оленькин начальник! – в голосе охранника появились ласковые ноты. А еще он принялся отряхивать на директоре пальто, будто тот случайно упал и извалялся в снегу, а не был им только что прилично помят. – Прошу прощения. Я вас спутал. С…с… Вяжутся тут всякие, понимаешь ли, к моей женщине!..

Так-так, Гришка, похоже, так и не придумал достойное объяснение, почему набросился на Станислава Валерьевича. Не было его и у меня. В моей голове вообще такая бесконечная пустота вдруг объявилась. А начальник переводил стеклянный взгляд с Гришки на меня и обратно.

-- Э, э… Что же ты, милый! – вот, одна мысль все же в голове моей зародилась. – На людей бросаешься? Наш директор решил на лавочке немного посидеть, а ты… -- все, закончилась мысль.

-- А что я? – подбочился тут Гришка. – Пусть сидит! Раз захотелось… Пошли, милая, вон там моя машина стоит.

И он подхватил мое вялое тело и потащил прочь от окаменевшего начальника. Быстро так заставил меня ногами перебирать. И через малое время мы с ним уже вбегали в метро.

-- Что теперь будет?! – выдохнула, когда Гришка запихнул меня в двери вагона.

-- А что такого? Думаешь, уволит? За такую ерунду? И потом, мне кажется, что не посмеет, если даже и захочет. Так себе мужичок-то! Тюфячок!

-- Угу! Директор-то?!

-- Забудь, Оля! У нас с тобой есть посерьезнее проблемы. Нам врага надо дальше искать. Как думаешь, хождения по скверу следует продолжить? А? Боюсь, многие мужики захотят еще так вот рядом с тобой присесть. Ты же у меня конфетка! Ну, не хмурься! Я что? Я ничего! Готов всех крутить в бараний рог.

-- Э, э… Не знаю даже!..

И вот как-то так мы отказались от идеи гулять вечерами по бульварам и скверам. Но что же тогда следовало предпринять дальше? Вот над этим и сели снова подумать за вечерним чаем.

-- Теперь ты, Гриш, предложи что-нибудь.

-- Меня очень тревожит твоя подруга. Ну, ничего не могу с собой поделать!..

Понятно, что дела вокруг меня творились с некоторых пор странные. И если учитывать некогда прочитанные детективы и некий опыт Гришки в следовательской работе, а его он себе, скорее всего, сам и приписал, то следовало задаться одним и главным вопросом. А кому была выгодна моя смерть?  И ведь так получалось, что вопрос стоял всего один, но ответа на него не находилось. Взять хоть Людку. Зачем ей моя кончина? Какая подруге с нее радость или выгода? Абсолютно никакой. И делить нам, нечего было. Зависть к моему скорому и дававшему большой материальный выигрыш замужеству? Кто его знал, но пусть такое было возможно. Только расписалась я с Вадимом три года назад, а неприятности повалили именно сейчас. Зачем Людка так долго ждала? Почему ранее не выплеснулась? И совсем уж все непонятно от того, что именно сейчас и у нее на личном фронте все складывалось наилучшим образом. Вот поэтому мне причастность Людмилы к покушениям казалась необоснованной, а темные мысли в ее адрес Григория – глупостью. И да, подруги ничуть не опасалась. Ни единой капельки.