Зачем убили Сталина? Преступление века

Не так просто добраться и до того факта, что один из главных «фигурантов» «дела врачей» Мирон Вовси, занимавший в кругу кремлевских врачей ведущее положение, был двоюродным братом Соломона Михоэлса (настоящая фамилия Михоэлса и была Вовси, а «Михоэлс», что означало «сын Михаила», был его сценическим псевдонимом, взятым еще в молодости). Так что, кроме многих других — холодных и циничных соображений, Мироном Вовси могло дополнительно двигать желание отомстить за Соломона Вовси.

И так же мог быть значимым фактор мести за, например, расстрелянных в 1938 году за антисоветскую религиозную деятельность отца и сына Медалье из рода любавичских хасидов. Отец, Шмарьягу-Йегуда-Лейб Медалье, родился в 1876 году, в 1933–1938 годах был раввином Москвы — я о нем уже однажды упоминал. Его сын Мойше был раввином в Туле и Ростове-на-Дону. А второй сын — Гилель, родившийся в 1916 году в Витебске, стал, к слову, одним из руководителей сионистского движения «Мизрахи» и доктором философии в Великобритании.

Однако главными мотивами, которые могли побуждать (и, судя по всему, — побудили) ряд ведущих советских врачей к действиям по скрытому умерщвлению неудобных для верхов советского еврейства лидеров, были мотивы вполне рациональные, к эмоциям отношения не имеющие.

ВОТ, скажем, Александр Сергеевич Щербаков… Очень трудолюбивый, скромный, 1901 года рождения. Родился в семье рабочего в подмосковной Рузе, работать начал рано — в Рыбинске учеником в типографии. В 1917 году вступил в Красную Гвардию, участвовал в подавлении кулацких мятежей на Ярославщине, с 1918 года — член РКП(б). В том же 1918 году начинает работать в комсомольских и партийных органах и становится кадровым «аппаратчиком». Москва, Туркестан, Горький, Балахна, Муром, Ленинград, Иркутск, Сталино (Донецк) … Такая «география» его биографии доказывает, что он был постоянно востребован, а пиком стало назначение Щербакова в 1938 году первым секретарем Московских городского и областного комитетов ВКП(б). С 1941 года он становится параллельно секретарем ЦК по идеологии и кандидатом в члены Политбюро. С 1942 года — начальник Главного политического управления РККА, с сентября 1943 года — генерал-полковник.

Щербаков умер 10 мая 1945 года, причем Хрущев в своих «воспоминаниях» сообщает, что Щербаков-де и сам «глушил крепкие напитки и других втягивал в пьянство в угоду Сталину»… Хрущеву же принадлежит заявление о том, что «Берия… правильно говорил, что Щербаков умер потому, что страшно много пил. Опился и помер. Сталин, правда, говорил другое: что дураком был — стал уже выздоравливать, а потом не послушал предостережения врачей и умер ночью, когда позволил себе излишества с женой…»

Здесь опорочены сразу четыре человека: Сталин, Берия, Щербаков и жена Щербакова, которая якобы похотливо не могла удержаться от того, чтобы не принять только-только встающего на ноги мужа. Но чего еще можно ожидать от Хрущева! К тому же именно Щербаков сменил Хрущева на посту первого секретаря в Москве, а Хрущев был мстителен, и тех, кто переходил ему — по его мнению — дорогу, не забывал никогда.

Однако Щербаков никак не был пьяницей. Во-первых, это просто факт. Во-вторых, алкоголизм был абсолютно несовместим с объемом обязанностей и повседневной деловой загрузкой Щербакова. В-третьих же, он не мог быть пьяницей уже потому, что в таком случае никогда не рос бы в должностях так быстро и успешно, как он рос. Тем более что Сталин пьяниц не терпел и в своем ближайшем окружении их не имел — даже любивший выпить Хрущев пороком алкоголизма не страдал.

Зато у Щербакова были другие «пороки», о которых Арно Люстигер сообщает так: «Любимец Сталина и чистейшей воды антисемит, не зная заграницы и занимая позиции великорусского шовинизма…», и т. д. Ну, еще бы! Еще 5 января 1926 года в редактируемой им газете «Нижегородская коммуна» Щербаков опубликовал статью на смерть Есенина, проникнутую симпатией к поэту. Ничего не скажешь — прегрешение перед поклонниками поэта Бялика было действительно немалым.

Щербаков был, конечно же, не антисемитом, не юдофобом — развитой человек им быть не может по определению, как не может он быть англофобом, японофобом или любым другим «…фобом». Однако гипертрофированно непропорциональный процент евреев во всех важнейших сферах деятельности советского общества и прежде всего в сфере культуры, образования и науки Щербакова не мог не тревожить — положение ведь было действительно ненормальным, если не объяснять его человеконенавистнической расистской теорией о евреях как о представителях высшей расы «черноволосых бестий», сверхчеловеков!

К тому же Щербаков имел вполне прочные жизненные устои, а при этом имел в победном для России 1945 году всего лишь 44 года от роду и хорошие перспективы дальнейшего роста. По официальной версии он умер вследствие того, что 8 и 9 мая дважды совершил длительные и утомительные поездки из подмосковного правительственного санатория «Барвиха» в Москву, где любовался иллюминацией и праздновал День Победы.