Зачем убивать дворецкого? Лакомый кусочек

— Нет, сэр, ничего. — Незерсол сложил газету и кашлянул. — Должен сказать, сэр, капитан Биллингтон-Смит заговорил со мной, и я без вашего разрешения сообщил ему, что подозрение с него снято.

— Я и забыл о нем, — сказал инспектор, сев за руль и включая зажигание. — Правильно сделали.

— Да, — сказал сержант. — Мне подумалось, что это может вылететь у вас из памяти.

Хардинг с подозрением покосился на него, однако лицо сержанта было еще более невыразительным, чем всегда.

— Вам нужно думать о других делах, — добавил Незерсол.

Инспектор переменил тему разговора:

— Я высажу вас в Рэлтоне, сержант, а потом возьму из гостиницы чемодан и поеду в Лондон.

— Господи, — удивленно воскликнул тот, — неужели вы бросаете дело?

— Нет, конечно. Завтра вернусь, в какое время — не знаю. Хочу узнать фамилию первой жены Артура и ее дальнейшую судьбу.

— А! — понизив голос, произнес сержант. — Я-то ломал голову, что у вас на уме, сэр. Ну а мистер Биллингтон-Смит и его алиби?

— Займусь этим завтра, — ответил Хардинг.

Приехал в Лондон Хардинг поздно вечером. И, поставив машину в гараж, отправился прямо к себе в маленькую квартиру, выходящую окнами на Темзу. Слуга, предупрежденный по телефону о его приезде, приготовил ужин. Прямо за едой Хардинг просмотрел свои конспективные заметки о ходе расследования. Потом взялся за последние записи и сделал в расписании несколько исправлений. Слуга, войдя в комнату, застал его глядящим прямо перед собой, с незажженной сигаретой во рту и с зажигалкой в неподвижной руке.

Джарвис поставил поднос на стол и стал убирать посуду.

— Трудное дело, сэр? — поинтересовался он.

Хардинг поглядел на него.

— Я дурак.

— Ну, сэр, нельзя говорить так уж однозначно, — ободряюще ответил Джарвис.

— Притом совершенно безмозглый, — продолжал Хардинг. — Все само бросалось в глаза, но понял я это только теперь.

— Лучше поздно, чем никогда, сэр, — утешил Джарвис. — Я вам сегодня еще потребуюсь?

На другой день в начале шестого машина Хардинга вновь подъехала к дому священника в Линдхерсте, из нее вышли инспектор и сержант. Незерсол, всю дорогу от Рэлтона пребывавший в задумчивости, неторопливо произнес:

— Интересно, видела ли она вообще мистера Биллингтон-Смита?

Хардинг позвонил в парадную дверь.

— Думаю, в этом можно не сомневаться.

Сержант вздохнул и покачал головой.

— На мой взгляд, — сказал он, — история скверная. Сквернейшая, и готов признаться, сэр, мне она не по душе.

— Мне тоже, — ответил Хардинг. И когда горничная открыла дверь, спросил: — Миссис Чадли дома?

Горничная, несмотря на совершенно безобидное поведение инспектора в прошлый раз, смерила их все тем же тревожным взглядом, но отступила, пропуская, и промямлила, что доложит о них хозяйке.

Однако инспектор не выказал желания снова дожидаться в холле и последовал за ней к гостиной в глубине дома.

Горничная открыла дверь и дрожащим голосом объявила:

— Полиция, мэм!

Миссис Чадли, сидевшая у окна за письменным столом, повернулась. Увидев Хардинга, поднялась, однако навстречу ему не пошла.

— Ты больше не нужна, Лилиан, — отпустила она служанку. — Добрый день, инспектор. Господи, и сержант Незерсол? Могу узнать, чем обязана на сей раз?

— Миссис Чадли, я приехал с очень неприятным поручением, — мягко сказал Хардинг. — У меня ордер на ваш арест за убийство вашего первого мужа, генерала сэра Артура Биллингтон-Смита. Должен предупредить — все, что вы теперь скажете, может быть использовано против вас в качестве улики.

Губы миссис Чадли искривились в странной улыбке.

— Я ждала этого, — сказала она. — Меня предупредили. И успела написать признание. Оно в ящике стола.

С этими словами она вынула руку из кармана джемпера и быстро поднесла ко рту.

— Держите ее, сэр! — крикнул сержант, бросаясь вперед.

Но было поздно; не успел он схватить руку миссис Чадли, как лицо ее искривилось. Она повалилась навзничь, из пальцев выпал пузырек и откатился в сторону.

Сержант опустился на колено возле нее и пощупал, бьется ли сердце. Потом взглянул на инспектора.

— Она мертва, сэр.

Хардинг кивнул:

— Вижу.

Он подошел к пузырьку, осторожно поднял его и понюхал.

— Цианистый калий, — сказал он и поглядел на мертвую. — Так лучше, сержант.

Незерсол воззрился на него, казалось, с недовольством, потом вдруг опустил взгляд.

— Пожалуй, вы правы, сэр, — пробормотал он. — Я толком не подумал, но теперь согласен с вами. — Он поднялся с колена и неторопливо изрек: — Она опередила нас, сэр. Такие-то дела.

Глава восемнадцатая

Я, Тереза Эммелина Чадли, будучи в здравом уме, прошу считать эти строки чистосердечным моим признанием. Все, что здесь будет написано, — полная правда, и я ее не стыжусь.