Зачем убивать дворецкого? Лакомый кусочек

– Сейчас позову, – сказала Фэй. В дверном проеме она замялась. – Я… видимо, следует предупредить вас, что Джеффри очень возбудим. Его сильно потрясла смерть отца. Надеюсь, вы… надеюсь, что не…

– Постараюсь быть как можно тактичнее, – пообещал инспектор.

– Спасибо, – поблагодарила Фэй и вышла.

После ее ухода наступило недолгое молчание. Хардинг, слегка хмурясь, вернулся к столу. Сержант поскреб щеку и, поразмыслив, сказал:

– Сэр, я ни разу не слышал ничего дурного о ней. Только хорошее. А генерал, говорят, сильно изводил ее. Поедом ел.

– Вы знаете леди Биллингтон-Смит, очевидно, лучше, чем я, сержант.

– Да, сэр, и если хотите знать мое мнение, то, на мой взгляд, она мухи не обидит.

– Однако, – протянул Хардинг, – она в очень нервозном состоянии. Если хотя бы половина того, что слуги говорили суперинтенданту, правда, то легко предположить, что человек в ее состоянии способен пойти на убийство.

Сержант задумался.

– По-моему, сэр, все-таки это не она. Скорее уж стерва-иностранка или мистер Холлидей.

Открылась дверь. Вошел Джеффри с нарочито беззаботным видом и сразу же разразился потоком слов:

– О, я понимаю, вы хотите поговорить со мной! Только дело в том, инспектор, что я не могу быть вам особенно полезен, послушайте, я совершенно не могу называть вас инспектором, мистер Хардинг. Звучит в высшей степени нелепо… то есть… – Он взглянул на сержанта и запинаясь сказал: – Ну, вы понимаете!

– Полагаю, мы все-таки сохраним обращение «инспектор», мистер Биллингтон-Смит, – сухо ответил Хардинг. – Прошу вас, присаживайтесь.

– О, как вам будет угодно! – С легким недовольством Джеффри плюхнулся в кресло и принялся поигрывать галстуком. – Я вполне готов выслушать ваши вопросы… э… инспектор, и ответить, на какие смогу. Надеюсь, вы прочли мои показания?

– Они у меня здесь, – ответил Хардинг. – Остается уточнить кое-какие подробности.

– Право же, добавить мне нечего, но я уточню вам все, что потребуется, – великодушно согласился Джеффри. – Только совершенно не представляю, что именно. Учитывая, что меня здесь не было, когда отца настигла смерть…

– Скажите, пожалуйста, мистер Биллингтон-Смит, в каких отношениях вы находились с отцом в последнее время? – спросил Хардинг, бесцеремонно перебив его.

– Послушайте, при чем здесь это? – запротестовал Джеффри. – Я же постоянно твержу вам, что меня здесь не было, когда отец был убит!

В голосе Хардинга зазвучала суровость.

– Мистер Биллингтон-Смит, мое время ограничено. Изволите ли вы ответить на вопрос?

Джеффри сглотнул слюну.

– Хорошо, но все же я не… – Увидев, как окаменело лицо инспектора, он не договорил. – Что ж, нельзя сказать, что мы жили душа в душу. Отец, знаете ли, был ужасно косный человек. Это нужно принять во внимание.

– Иными словами, вы ссорились с ним?

– Да нет, до ссор, собственно говоря, не доходило. Отец иногда орал на меня, но я не ссорился с ним, у меня не тот характер, да и вообще какой толк.

– Почему отец орал на вас?

– Ей-богу, не знаю! Такая уж у него была натура. Собственно говоря, он хотел, чтобы я поступил в Сандхерст[14], только здоровье у меня не особенно крепкое, да и все равно поступать туда я бы не стал, ненавижу армию, и, когда я увлекся поэзией, я, знаете ли, пишу стихи, он был ужасно недоволен. Конечно же, он считал, что никаких профессий, кроме военной службы, не существует. Я столько наслушался об армии, что меня тошнит от одного этого слова. Мой кузен – кстати, он был здесь в субботу и воскресенье, уехал в понедельник утром, вскоре после завтрака, – так вот он как раз пошел по стопам дорогого дядюшки Артура, и если это типичный образец офицера, то я рад, что не отправился в Сандхерст. Но, конечно, уже сам факт, что Френсис – это мой кузен – носит военный мундир, давал отцу основание считать его замечательным человеком. Разумеется, Френсис всегда старался ладить с отцом. Однако я вчера узнал, что на сей раз ему не удалось разжиться у отца деньгами. Следовало ожидать, что когда-нибудь этим кончится. Но поскольку я несколько слаб здоровьем и… занимаюсь литературой, отец считал меня совсем уж никчемным. А сам в жизни ничего не читал, кроме Диккенса и Скотта, можете себе представить? Я надеюсь, вы понимаете, что отец, ни черта не смысля в литературе и искусстве, не питал ни малейшей симпатии к тем, кто не похож на него.

– Наверное, вам приходилось очень тяжело, – сочувственным тоном заметил Хардинг, надеясь ускорить таким образом продолжение рассказа.

– Честно говоря, да. Хотя, в сущности, это особой роли не играло, и я не хочу, чтобы у вас создавалось впечатление, будто мы вечно ссорились. Естественно, в детстве мне приходилось очень скверно, но потом я просто пошел своим путем, а отец шел своим.

– То есть особой любви между вами не было?

– Нет-нет! У отца совершенно не находилось для меня времени. Лично я всегда считал, что это из-за матери. Она ушла от него к другому, когда я был еще малышом, и винить бедную женщину за это нельзя, отец явно относился к ней по-свински, но невзлюбил он меня именно из-за этого.