Зачем убивать дворецкого? Лакомый кусочек

– Спасибо, спасибо, пожалуй, херес – сухой. Господи, Хардинг, как это все… э-э… пробуждает воспоминания! Снова встретиться с вами таким вот образом! В высшей степени… э-э… необычайно!

Когда официант вернулся с бокалом хереса, беседа оказалась еще более неинтересной. Он смог лишь сообщить горничным, подсобному рабочему и шеф-повару, что сыщик с майором, кажется, хорошо знают друг друга и ведут разговор о каких-то давних делах.

Однако с его уходом тема разговора тут же переменилась. Майор, развеселившийся при воспоминании об одном забавном эпизоде, внезапно оборвал смех и негромко сказал:

– Так-так, вы должны… э-э… отужинать со мной, Хардинг. Но теперь о деле. Побывали в Грейндже?

– Да, но пока ни к какому выводу не пришел, – ответил инспектор.

– Естественно. Вполне. Я и не ждал этого, дорогой друг. Вы находите дело… э-э… трудным?

– Да, сэр. В нем замешано очень много людей.

– Я совершенно того же мнения! Вы еще… э… не обсуждали его с суперинтендантом?

– Пока нет, собираюсь к нему завтра утром, – пообещал Хардинг.

– Да-да, я был уверен, что могу на вас положиться, – сказал майор, допивая херес. – Постарайтесь… э-э… не задевать ничьих чувств!

С этими словами он направился к двери и торопливо вышел к машине, где его поджидала супруга.

* * *

Инспектор Хардинг подъехал к дому приходского священника в половине девятого и попросил доложить о себе. Горничная, прочтя его визитную карточку, отпрянула от инспектора, будто от свернувшейся кобры, и, оставив его стоять в холле, исчезла в глубине дома. Через несколько минут она вернулась и сказала, что пусть, пожалуйста, идет вон туда.

Хардинг без сопровождения вошел в дверь, указанную горничной, и оказался в большой комнате, забитой сервантами, разномастными креслами, столиками, безделушками и подушечками. Стены были увешаны разнообразными картинами, фотографиями и декоративными тарелками. У холодного камина стоял экран, на высоких окнах висели сильно накрахмаленные белые муслиновые занавески, но бокам их окаймляли шторы – из выцветшей синей парчи, закрепленные петлями из толстых шелковых шнуров. Освещали весь этот уют люстра, свисающая с белой лепнины в центре потолка, и торшер с розовым абажуром возле дивана.

Миссис Чадли в невзрачном платье, которое гордо называла «полувечерним», сидела с безупречно прямой спиной, занимаясь вышиванием, рядом с ней стояла рабочая корзинка. Священник поднялся из глубокого кресла по другую сторону камина и, держа в пальцах визитную карточку Хардинга, неуверенно заговорил:

– Мм… добрый вечер, инспектор. Прошу вас, входите. Только, боюсь, мы совершенно не готовы к приему гостей.

С виноватой улыбкой он указал на свои ковровые шлепанцы, рукоделие жены.

Хардинг сделал несколько шагов вперед.

– Простите, что помешал, но видите ли, сэр, время у меня весьма ограничено, и я хотел быть уверен, что застану миссис Чадли дома.

Миссис Чадли сняла очки в стальной оправе, которыми пользовалась для чтения или работы, и надела пенсне.

– Должна сказать, несколько неподходящее время для визитов, – заявила она. – Только, пожалуйста, достаточно извинений! Я совершенно свободна, однако не представляю, зачем могла вам понадобиться.

И она перевела взгляд на мужа, придвинувшего Хардингу одно из кресел.

– Не это, Хилари, у него сломана ножка.

– Ай-ай-ай! Опять подводит память! – удрученно крякнул священник и придвинул другое. – Надеюсь, у этого ножки целы. Присаживайтесь, инспектор. Стало быть, вы хотите поговоритъ с моей женой?

– Благодарю. Да, у меня есть несколько вопросов к миссис Чадли, – сказал Хардинг, садясь. – Работаю я, как вы, очевидно, догадались, над расследованием убийства в Грейндже.

Священник покачал головой:

– Ужасно, ужасно! Жуткая история! Какая кара! Невероятно!

Миссис Чадли воткнула иголку в вышивание, сняла наперсток и содрогнулась.

– У меня совершенно нет желания говорить об этом, – заявила она. – Либо мой муж, либо я охотно навестили бы леди Биллингтон-Смит в ее горестный час, но, поскольку она, видимо, не нуждается в духовном утешении, мне больше нечего сказать. Надо полагать, служебное разбирательство состоится со дня на день и, уж конечно, соберет множество людей, одержимых вульгарным любопытством, но лично я и не подумаю ехать туда.

– Конечно, дорогая Эмми, конечно! Естественно, ты не захочешь там присутствовать, – мягко произнес священник. – Это ясно и без слов. Но я думаю, инспектор хочет задать тебе несколько вопросов.

Миссис Чадли поглядела на Хардинга с нескрываемой враждебностью.

– Не представляю, какой помощи вы ждете от меня. Уверяю, мне никто ничего не рассказывал. Позволили поговорить только с мисс Фосетт. Скрытной я ее не назову, однако, должна признаться, считаю ее сдержанность чрезмерной и просто глупой.

– Эмми, дорогая! – снова сказал священник, на сей раз еще мягче.

Его супруга слегка вспыхнула, но потом успокоилась. Хардинг тут же воспользовался этим затишьем:

– Миссис Чадли, я лишь хочу узнать о ваших передвижениях вчера утром. Вы помните, когда приехали в Грейндж?