Тихонов встал из-за стола приятно возбуждённый, ему не хотелось уходить, так хорошо здесь было – с потрясающей бабушкой Денисова.
– Алексей, – сказала она на прощание, – ты самый интеллигентный молодой человек из всех, что я встречала!
Уже на лестничной площадке Тихонов вспомнил, что забыл поблагодарить её за обед.
– Дэн, – шепнул он ему на ухо, – передай потом бабушке, что борщ пи-датый!
Денисов сделал несколько шагов обратно в коридор и радостно крикнул:
– Бабушка! Тихонов просил передать, что борщ пи-датый!
– Дурак, – Тихонов закрыл лицо руками, – не буквально же!
Не кури
По пути в школу Тихонов остановился в переулке и повесил рюкзак на липовый сук. Почки липы уже распускались нежными, чуть пушистыми листочками. Если зимой деревья похожи на чудовищ, застывших в нелепых позах, замахнувшихся огромными лапами на прохожих, то весной они вдруг обращаются в добрых лохматых великанш. Да, не только среди людей, но и в мире природы работает эта вот диалектика добра и зла. Красавица и чудовище – это одно лицо. Просто когда и как смотреть.
Так рассуждал Тихонов, закуривая сигарету. В последнее время он взял себе такую вот привычку – по пути в школу курить в переулке. Это был очень укромный переулок, закрытый от взглядов посторонних деревьями, старой стеной и плотно обступающими домами.
О, как прелестна первая сигарета на свежем воздухе после утренней чашки кофе! Как приятна она и волнительна! Она воодушевляет, возносит ввысь, дарует уверенность. В её сизом дыму, словно в волшебном тумане мир сначала тает, а потом преображается – в лучшую сторону.
Правда, длится эйфория всего несколько минут – не более трёх, пока горит сигарета. После всякая радость проходит, резко уступая место неприятной слабости и лёгкому разочарованию. И в школу становится идти ещё скучнее, чем до сигареты.
Биологичка на одном из уроков рассказывала им про наркотики и наркотическую зависимость. Так вот Тихонов понял, что никотин – это не что иное, как типичный наркотик – с приходом, отходняком и ломкой. Только выражено всё это намного слабее, чем в других случаях.
Он выбросил окурок и плюнул. Не нужно мне это для счастья, – пробормотал он и поплёлся в школу.
Новый директор
Перед кабинетом истории он встретил взбудораженного Денисова:
– Тихон, ваще, такие дела! Ваще, Тихон! Ты офигеешь!
– Да что такое?
– Блин, наша историчка теперь директор!
– Не может быть! Это Юлия Фёдоровна? Она же молодая совсем! Врёшь!
– Точно говорю! На Библии клянусь!
– Засчитаю, только если она сделана из человеческой кожи. А как же Николай Марьяныч?
Николай Марьянович, добрейший человек и кумир всей школы, – трудно было поверить, что его увольняют. Впрочем, до Тихонова уже доносились кое-какие слухи. Он (кстати, по совместительству тоже учитель истории) любил ходить со старшеклассниками в походы. И будто бы там в последний раз у него случился роман с ученицей одиннадцатого «А», что стало достоянием общественности. Впрочем, ничего достоверного на этот счёт известно не было.
– Может из-за этого? – предположил Денисов.
– Кто знает! Но это подстава, такой мужик был! – покачал головой Тихонов. – А теперь эта сучка…
Денисов повёл себя странно. Вместо того чтобы ответить, он состроил страшное лицо и стал усиленно играть бровями, стреляя глазами за спину друга. Тихонов понял, что сзади кто-то есть.
– Вы почему ещё не в классе? – это была Юлия Фёдоровна.
Она стояла перед ними неузнаваемая, сильно накрашенная, тёмная, как кофе, с огромными ресницами и гигантскими серьгами до плеч. Царица Клеопатра, явившаяся из знойного древнего Египта!
– Мы… – покраснел Тихонов, – вас ждём.
– Ой, фу, – поморщилась она, – ну и накурился ты, Тихонов. Не маловат ещё, а?
И зашла в класс.
Раздосадованный, Тихонов занял своё место рядом с Денисовым.
– Какой ужас, – услышал он за спиной шёпот Гришиной, очевидно предназначенный для него, – как она выглядит! Накрасилась, как шалава.
Тихонов склонил голову набок и внимательно посмотрел на Юлию Федоровну. Да, накрасилась сверх всякой меры. Но ему нравилось.
Не тупи
Утро чудесное. Небо такое голубое, что быть не может, чтобы это было просто небо над городом: оно уходит вдаль и там обязательно должно сливаться с морем у золотых песков. Дома как огромные корабли, ставшие в порту, и солнце горит в верхних иллюминаторах, что больно смотреть. И ветер будто доносит запах морской соли. Даже голуби сегодня похожи на чаек.
Тихонов повесил рюкзак на сук и достал пачку. Сигарета приятнее всего пахнет, пока она не зажжена. Несколько секунд он нюхал сигарету, потом вставил её в губы. Щёлкнул зажигалкой.
– Тихонов!
От неожиданности он вздрогнул, и птицы взлетели с веток липы. Это была Гришина.
– Так вот почему ты по утрам меня не провожаешь в школу! А я всё думаю, как так – оба идём к первому уроку, но я тебя никогда не вижу. А ну брось эту гадость!
Тихонов покорно бросил незажженную сигарету. Она выхватила из его руки пачку, неудачно попыталась скомкать, и кинула в урну у ближайшего подъезда.
– Пойдём, – сказала она и протянула ему рюкзак.
Он покорно взял и пошёл рядом с ней.