Тонны статей были написаны за эти годы, в которых доказывалось, что Медведев все-таки настоящая альтернатива Путину. Есть в нем эдакая либеральная жилка. Что Дмитрий Анатольевич свой — демократ, не чета костному чекисту Путину, недаром столько лет набирался ума в университетских аудиториях, пока Путин сушил мозги в КГБ.
Сравнивали речевые особенности и стиль поведения Путина и Медведева. Как на то или иное политическое событие реагирует Путин, а как Медведев. Анализировали. Ломали копья. Спорили. Доказывали. Ругались. И даже с жалостью смотрели на сторонников Путина.
В такие минуты меня не отпускала одна-единственная мысль. Неужели это те самые люди, которые еще вчера клеймили Дмитрия Медведева за его согласие стать временной политической фигурой путинского переходного периода?
«Ежели вы так все предвидели, так чего возложили на хрупкие политические плечи Дмитрия Анатольевича невесть что? — хотелось мне спросить их. — Чтобы сегодня, накануне выборов 2012 года, разочароваться в своих же собственных надеждах?» Воистину политически слаб и непоследователен человек.
Путинское решение не идти на третий срок с политической точки зрения было не просто правильным, но — в силу выше указанных причин — исключительно для Путина полезным. Путин не просто обеспечил себе легитимную возможность вернуться в президентское кресло, а решил за эти 4 года массу промежуточных задач, которые, находясь в этом самом кресле, так тонко решить бы, конечно, не смог.
Прежде всего, Медведев сумел аккумулировать на себя либеральные чаяния значительной части российского истеблишмента, которой по каким-то причинам был несимпатичен Путин, но которая колебалась между оппозицией и властью. Не знаю, ставилась перед Дмитрием Анатольевичем задача стать оппозиционером в тандеме изначально или кремлевские аналитики подверстали ее по ходу дела, но то, что тандем таким образом не дал уйти из-под своего электорального влияния массе критически настроенных к власти людей — факт.
Если говорить уж совсем простым языком, Путин оставил за собой электорат с советским менталитетом, который составляет подавляющее большинство в сегодняшней России, а Медведев — постсоветский.
— Кто такой среднестатистический российский избиратель сегодня? — спросил я в этой связи директора «Левадацентра» Льва Гудкова.
— Наш избиратель — это в большой степени советский человек, ориентирующийся на то, что государство должно проводить активную социальную политику. То есть человек с государственно-патерналистским сознанием. Причем больших различий по возрастам подобным образом мыслящего населения нет. В каждом следующем поколении эти установки активно воспроизводятся. Для этой огромной части населения либеральная риторика не очень понятна, вызывает сомнение и недоверие.
— В чем главная причина такого рода сознания?
— 64–67 % нашего населения проживает в малых городах и на селе. Это социальная среда, которая хронически находится в депрессивном состоянии. Бедная. С разрушающейся инфраструктурой, оставшейся от советского времени. Среда, которая не в состоянии самостоятельно выбраться их этого положения. Для этих избирателей проблемы рынка, свободы, прав человека — абсолютно абстрактные вещи.
— Стоит ли в ближайшее время ждать принципиальных изменений в массовом сознании?
— Советский человек медленно, но меняется. Хотя в целом, несмотря на то, что после перестройки пришло целое поколение, оно в очень большой степени воспроизводит апатию и отчуждение от политики предыдущих поколений.
В результате недовольство людей от собственной беспомощности и инфантильности выплескивается в разговоры в Интернете. На реальной политической или общественной активности это практически не сказывается.
Основная сфера устремлений этих людей — прежде всего семья и потребительское поведение. На мой взгляд, в этом консюмеризме сказываются голодные годы советской власти. Если говорить о молодежи, то здесь играет роль неудовлетворенное подсознание их родителей. Кроме того, это возможность самовыразиться, придать себе смысл и достоинство…
— Иллюзия западной жизни?
— Да. Но хотя саму возможность выезжать за рубеж, появившуюся после советской власти, я бы не переоценивал. Она небольшая и в одном слое. За все время, включая советское, за границей побывало 18 % населения.
Картина у Льва Дмитриевича, как видите, получилась несколько пессимистическая, о чем я ему и сказал:
— Картина пессимистическая, но это ведь наш с вами народ. А целый народ, как известно, плохим быть не может.
— Он не плохой, он такой. Он меняется, но медленнее, чем мы бы хотели, и медленнее, чем хотели бы всякого рода либералы. А их нетерпение как отражение их слабого понимания происходящего сказывается в их поспешных оценках, что в России ничего не происходит и ничего не получится.
Но ведь никакого секрета в логике трансформационных процессов нет. Многие страны прошли через такую ломку консервативных институтов. Происходит это и у нас. Медленно. С большим трудом. С большими издержками. С ростом цинизма. Но — происходит.