Зачем?

- Михаил. Вы извините, но не продолжить ли нам беседу сидя?

- В ногах правды нет? - иронично отозвалась Мария, ставя сумки на пол.

- У меня в ногах вообще ничего нет, Мария Ионовна... Если я сделаю резкий шаг, они сломаются. У меня не восстанавливается костный мозг, а из самих костей вышел почти весь кальций. У меня крайняя стадия остеопороза. И не только этого... - Он утробно закашлялся и схватился за живот.

Мария, полагавшая, что особо острые удивления у неё уже позади, кинулась к больному, подхватила под руки и осторожно повела в спальню. Уложила на кровать, побежала на кухню, откуда уже пахло ветчиной подгорелой, выключила газ.

Из спальни донёсся стон. Забыв о карательных намерениях, Мария заметалась по квартире, вспоминая - где аптечка.

Михаил на глазах таял. Когда Мария переворачивала его с боку на бок, она вдруг увидела, что на подушке остались пять его зубов. Они бескровно выпали из немощного полуоткрытого рта. С каждой секундой в его облике что-то менялось.

Зачем он жарил ветчину? Мария оторопело рассматривала невероятное зрелище молниеносного угасания и не могла вымолвить ни слова.

Михаил всё-таки нашёл в себе силы говорить. Выглядело это жутко: одной рукой он придерживал челюсть, другой - веки, чтобы хоть как-то видеть Марию.

- Я... виноват. Простите меня. Объясняться поздно... Я умру через несколько минут... Я принял противоядие до... яда...

- Что с вами? Вы хотели сделать себе такой же укол, как мне? - Мария очень хотела поговорить с умирающим, но он каждую секунду что-нибудь терял: то волосы, то ногти, то кожа оползала.

Он исчезал быстро, будто в голливудском фильме с компьютерными спецэффектами. Неистовым рывком последних сил он руками открыл себе рот и проговорил:

- Я наказан... Может быть, вам не придётся даже хоронить меня... Я исчезну весь... Простите... Там... - Он закрыл себе рот и освободившейся рукой показал куда-то в сторону комода.

Ещё через минуту руки отпали от туловища, потом ноги. Исчезла шея. Какое-то время на одеяле можно было видеть композицию из прозрачных разделённых частей тела, потом раздался звук, который буддисты назвали бы хлопком ладони одной руки, и на одеяле осталась только одежда - джинсы и рубашка. Даже мокрого пятна не было.

Мария взяла одежду, потрогала карманы - нигде не было ни единого следа человека. Действительно, хоронить было нечего. Михаил исчез абсолютно.

Она села и попыталась думать. Не получилось. Пошла на кухню и заставила себя выпить кофе: раньше это помогало ей проснуться. Сейчас не помогло. Она будто увидела сон. Трясёт головой, а проснуться не может. В голове - одна мысль: как я буду спать на той кровати? Сон о невозможности сна в своей квартире.

"А так! - вдруг решила она. - Лягу, и всё тут".

Кровать была семейная, понятно, двуспальная. Мария положила одежду Михаила на то место, откуда он испарился, ровненько разложила, приставив брюки к рубашке, как это было бы на человеке, руки в стороны, ноги на ширине плеч, - а сама легла на соседнюю половину. Смотрит в потолок и сама себе сострадает. Хотела поплакать, передумала, пошла в ванную, вымылась наконец, переоделась в старенькую пижамку и принялась исследовать квартиру.

Судя по отсутствию пыли, Михаил жил тут чисто. Судя по расположению мебели, мелких предметов и особенно книг, Михаил старался вообще не прикасаться к хозяйским вещам. Только еда, запасённая в морозильной камере лет эдак на сто, говорила о намерениях постояльца: ждать хозяев и не высовываться.

Интересно, зачем?

Изобилие еды говорило ещё об одном обстоятельстве: Михаил до недавнего времени мог питаться. Он хотел есть. Значит, он не болел бессмертием. А когда пришла Мария, он жарил ветчину и собирался её чем-то жевать. И утратил эту способность прямо на глазах, чего скорее всего сам не ожидал. Иначе не стал бы пользоваться посудой, включать газ. Похоже, его скоропалительная кончина была в какой-то степени неожиданностью для него самого. Значит, что-то случилось одновременно с жареньем ветчины. Он сказал про яд. Принял противоядие - до яда. Может, он принял, условно, антивечность, а препарат оказался гораздо сильнее, чем думал несчастный изобретатель?

Мария обследовала комод, на который Михаил показал ей перед исчезновением. Вещи все на месте: бельё стопками, всё чистое, скатерти, рубашки Ивана, аккуратно сложенные. Ничего нового. Постоялец квартиры Ужовых соблюдал все внутренние правила. Ничего своего - и никаких следов. На что он показывал перед исчезновением?

"Давно пора бы Ленину появиться..." - с лёгкой досадой подумала Мария, покосившись на телефон. Впрочем, она не была уверена, что ей следует поднимать трубку - кто бы ни позвонил.

Конечно, телефон тут же затилинькал. Мария смотрела на аппарат, будто собиралась загипнотизировать его, и ждала. Считала сигналы. Воспитанный человек даёт пять-шесть сигналов и кладёт трубку. Вот пошёл двадцатый. Тридцатый.

Ладно. Это точно Ленин. И она отозвалась: