Зачеркнутому верить

Такая осторожность была совсем не в моем духе, тем не менее я Шершнева не осуждал. У него свой характер, и если уж у меня офицерская карьера непонятно в каком состоянии и на какой стадии, то он своей карьерой дорожил. Может быть, это с общечеловеческой точки зрения было и правильно. Я старался никогда не судить людей, сравнивая их поступки со своими. У меня свой характер, своя жизнь и собственные жизненные уроки. И у каждого они свои, и каждого человека именно эти уроки формируют, создавая индивидуальный характер. И потому невозможно всех грести под одну гребенку, даже солдат. И я старшего лейтенанта Шершнева понимал.

Доехали мы быстро. Ехать на БМП – это не пешком идти. Мне никто при этом не мешал продумать разговор с подполковником Желтоновым. Я прекрасно понимал, что требуется сказать Виктору Алексеевичу, но при этом у меня не было уверенности, что подполковник поймет меня так, как мог бы, к примеру, понять майор Оглоблин, который сам имел склонность к резким поступкам. Тем не менее хотя бы на какое-то незначительное время, хотя бы на время, нужное для согласования поведения с командованием спецназа ГРУ, и Желтонов, мне думалось, сумеет нас прикрыть и спрятать от преследования. Это даст нам значительную передышку. А в последующем нам предстоит дождаться решения своей судьбы уже от командующего войсками спецназа ГРУ, потому что я не знал другой силы, способной защитить нас от полковника Самокатовой и подполковника Саенкова, наших главных преследователей.

Передовая боевая машина пехоты, видимо, по приказу старшего лейтенанта Шершнева остановилась перед главным входом, тогда как вся колонна двинулась к воротам, чтобы заехать внутрь. Мы спрыгнули на асфальт. Шершнев залез в башню, и БМП уехала вслед за всей колонной. Машинный двор располагался от КПП на другом конце городка, и лязганье узких гусениц слышалось даже за территорией городка еще долго.

Против главного входа располагался бульварный скверик со множеством кустов вокруг тротуара.

– Там ждите… – махнул я рукой. – Самое большее – сорок минут. Через сорок минут можете уходить. Будете сами о себе заботиться. Если я не выйду, значит, меня повязали. Кто-то другой вместо меня выйдет, вы не показываетесь, даже если будут по именам звать и мамой клясться, что вы в безопасности.

– Не веришь Николаю Михайловичу? – спросил Аграриев.

– Майора Оглоблина срочно вызвали в Москву. Уже улетел. А на командира я не очень надеюсь, – признался я. – Он какой-то невнятный у нас… Московский кадр…

– Осторожный? – спросил Логунов. – Москвичи часто излишне осторожны, я уже замечал, когда встречался. Причем не только военные. Это характер их «национальности».

Логунов, видимо, как и я, считал москвичей не русскими людьми, а москвичами «по национальности». В них русский характер не просматривается даже в бинокль.

– Вроде бы и не излишне осторожный, но я его не понимаю… Ждите, короче говоря.

Я повернулся и двинулся через двери главного входа, за которыми меня встретил дежурный по части.

– Что, Макс Викторович, дорогу к кабинету командира еще не забыл? Или тебе провожатого выделить? – недобро ухмыльнулся майор из штабной «секретки».

Я коротко козырнул и улыбнулся.

Дежурный был сердит, что его разбудили среди ночи. Но моя улыбка его обезоружила.

– Найду дорогу, товарищ майор…

– Иди, иди… – майор уже ворчал добродушно. Он вообще был незлой человек.

Я прошел в штабной корпус.

Там на первом этаже сидел дежурный по штабу, который приветственно поднял руку и махнул ею:

– Товарищ подполковник у себя. Ждет…

Никаких приготовлений к своему задержанию я не заметил, хотя смотрел внимательно. Эти приготовления я увидел бы в напряженных взглядах дежурных. Видимо, задержание не планировалось, и я зря беспокоился. При этом я был не в курсе, знает ли командир отряда о том, каким методом освобождал меня из машины СИЗО майор Оглоблин с двумя сержантами бывшей моей роты. Но об этом знали полковник Самокатова и, вероятно, подполковник Саенков. И они не упустили бы возможность шантажировать майора такой жесткой работой по вызволению своего подчиненного. Расстрел «вертухаев» мог бы обернуться обвинениями в адрес самого начальника штаба и сержантов, которые выполняли такой рискованный приказ только из уважения к своему бывшему командиру роты. Это в разговоре с командиром отряда могло сыграть в любую из сторон. И неизвестно, за какую сторону пожелает играть подполковник Желтонов, за чью команду.

Я поднялся на третий этаж и постучал в дверь.

– Входи, – негромко разрешил подполковник. У него вообще от природы голос негромкий и негрозный. И при этом не хитрый, как у многих профессиональных разведчиков, никогда не сходит до змеиного шипения.