Зачетный профессор (СИ)

- Но общество не будет здорово, если единицы несчастны. Коммунисты и социалисты страдали этой утопией, и к чему это пришло? Марксизм противоречит природным инстинктам людей, вы не находите? Идя против своей природы ради общества, человек никогда гармонии и счастья не обретет.

- Ты выступаешь за грубый материализм? Прочь вековые идеи, да здравствует первобытная свобода? Как говорил Руссо «размышляющий человек – развращенное животное», так?

- Не надо о Руссо, - поморщился Кюхён. – Отвратительный тип, который уж точно не знал в жизни, что такое любовь и высокие чувства.

- Согласна, - Нора замолчала, отодвинув клавиатуру от края стола. В ближайшие минуты писать точно не выйдет. Она бросила скользящий взгляд за окно.

- Там намечается дождь. Не хотите пройтись под ним? У меня есть зонт. – парень быстро достал его из своей сумки, упакованный в гладкий черный чехол.

- Лучше пережду его здесь. Не люблю дождь. Только смотреть на него со стороны, из-за стекла.

- Вы на всё любите смотреть со стороны? – Кюхён поднялся и напористо протянул ей руку, призывая подниматься. – Если бы задумка Вселенной была в том, чтобы мы на всё только смотрели, мы бы и не рождались. Да и смотреть бы было не на что… К тому же, у природы нет плохой погоды. Дождь – живительная влага, дающая силы растениям. Как можно не любить его, если бы без него всё погибло?

- Он мокрый, холодный, пачкает обувь, и я часто простываю, когда сыро, - пессимистично покачалась на стуле Нора.

- Не простынете и не замерзнете, честное слово коварного негодяя, который ищет повод вас облапать, - не забирал руку Кюхён, но, глядя в глаза, ему не спешили поддаваться. – Хорошо, если мы с вами останемся здесь, то я… - парень вернулся к двери и повернул ключ, похлопав ладони друг о друга, словно отряхивая после слаженного дельца. Вкрадчивой походкой, он направился к столу доцента, дойдя до него и нависнув над ним, опершись ладонями. – Я поведу себя некорректно по отношению к вам, как к гражданину государства, гарантирующего защиту и свободы, но крайне продуктивно, как к женщине, демонстрируя неподдельный интерес наглядным действием.

Нора быстро встала, поправив невидимый волосок в пучок на затылке. Пряча глаза, она подошла к вешалке и взялась за свой пиджак.

- Я пройдусь с тобой под дождем, если ты мне признаешься, что тебя раздражает, что не нравится тебе самому и мы совершим это тоже, как и прогулку под дождем, которая не вызывает во мне энтузиазма. – она накинула одежду на плечи и посмотрела на Кюхёна. У обоих возникло противополагающее себе желание остаться и уйти. Никто не знал, какой исход будет лучше, но что-то подсказывало молодому человеку, что в этой пыльной официальной обстановке дело дальше не двинется, а потому лучше принять очередной вызов.

- Я не люблю есть овощи и пить чай с корицей. И ненавижу плохую музыку.

- Отлично, - Нора подцепила портфель и, обойдя Кюхёна, отворила дверь. – Мы найдем уличное кафе, где я буду есть чокпаль, запивая красным вином, пока ты будешь давиться овощами, прихлёбывая чай с корицей. Музыку оформим в другой раз. Идёт?

- Какая жестокость! – готовя зонт, помаршировал за преподавательницей парень. – Мою любимую свинину, при мне и без меня!

- Опять будешь грызть подушку? – попыталась уколоть Нора, но Кюхён, знавший истину, сдержал язвительное отражение.

- К счастью, предыдущее было не при мне, да и свинине до вас далеко.

- Ты мастер комплиментов. – заперла деканат женщина, привычно прощаясь с работой, хоть и немного раньше, чем сегодня рассчитывала.

- В тысяча девятьсот пятьдесят четвертом году ученые Олдс и Милнер на крысах доказали, что удовольствие – это первостепенное желание у живого организма… Они научили животных нажимать кнопку, стимулирующую отдел мозга, который подаёт наслаждение организму, и крысы, забывая есть и пить, жали на неё, пока не умирали… Разве это не страшно?

Двое сидели под козырьком среднестатистической сеульской забегаловки, развернувшись спинами ко входу в заведение и глядя на то, как разошелся ливень, стекая с навеса буквально в половине метра от них. Иногда капли добрызгивали, заставляя медленно отсыревать от ног и выше и зябнуть, но Нора заказала глинтвейн и, грея о него руки, лишь иногда отпускала кружку, чтобы взять кусочек мяса и закинуть в рот. Кюхён, слушавший её по большей части, и смотрящий тоже по большей части на неё, а не на дождь, смирился с тем, что гастрономические вкусы утолит не в этот раз. Еда была хотя бы горячей, и то спасибо.

- Но люди никогда так не сделают. У нас есть инстинкт самосохранения.

- У животных тоже. Просто у нас есть разум, и именно он заставляет останавливаться людей.

- Классно, миссия разума, оказывается, в том, чтобы мы отвлекались на пожрать, дабы не сдохнуть от удовольствия! Я начинаю понимать, почему дураки более счастливые люди… - покачал головой Кюхён. Они засмеялись.

- Дураки беззаботнее и легкомысленнее, но я не назвала бы это счастьем.

- А в чем по-вашему состоит счастье? В отсутствии страданий?