Зачумленные

— Я боюсь только одного: как бы мой дорогой Андро Ланжерон, наш бальи, который самоотверженно работает в госпиталях, сам не скончался бы от заразы. Это была бы огромная потеря для нашего города и для всего королевства.

Он вышел, и лейтенант поспешил открыть шлагбаум. Затем он крикнул своим людям:

— Отойдите от этих повозок, если вам дорога жизнь.

Процессия выступила в путь перед глазами двух офицеров.

— Позвольте мне высказать сожаление, — сказал лейтенант, — что офицер вашего ранга подвергает себя столь большому риску.

— Это очень любезно с вашей стороны, — ответил ему Панкрас. — Но в подобных обстоятельствах риск должен быть равным для всех.

Он предложил им понюшку табаку и уселся в коляску, шестеро солдат взяли на караул, а офицеры, обнажившие свои шпаги, отдали ему честь.

Итак, он сел в свою коляску, широко поприветствовал офицеров, и процессия тронулась в путь в ночи, а часовые, напуганные черной чумой, побежали к бочке с уксусом.

Как только они оказались вне взора солдат, Панкрас заставил замолчать колокольчики и псалмы и приказал погасить факелы. На пустынной дороге им было достаточно света звезд. Затем он отдал приказ ускорить шаг, опасаясь преследования в случае, если офицеры вдруг испытают сомнения по поводу законности пропуска. Так они шли в течение двух часов, и, наконец, солнце взошло над успехом экспедиции.

Справа от дороги тянулся большой лес, где сосны смешивались с каменными дубами; когда показалась дорога дровосеков, Панкрас свернул на нее коня, и вся процессия последовала под покровом ветвей. Вскоре они достигли большой поляны, покрытой густой травой и расцвеченной маками.

Панкрас остановил лошадь, сошел на землю и крикнул: «Стой!»

Кающиеся снимали перчатки и капюшоны, зачумленные спрыгивали на дорогу, а женщины поднимали одеяла. Все смеялись от радости, как дети, и бросали друг в друга свои бубоны, а лошади жадно рвали траву, несмотря на удила. Вдруг послышался крик: маленький галантерейщик, который зашел под деревья, нашел пруд, и все побежали мыться.

Усевшись на большой камень, господин Панкрас протянул сапоги Гийю, который разул его и растер затекшие пальцы ног. Тем временем старая Алиетт готовила своему господину его обычную одежду.

Рядом с ним в траве сидели нотариус и Гарен.

— Друзья мои, — сказал им Панкрас, — нам удалась первая половина нашего дела. А ведь этих славных офицеров избавит от иллюзий первый же инспектор: вот почему я снимаю этот слишком узнаваемый мундир. Сейчас же разденьте солдат и спрячьте в узлы одежду, которая может нас выдать. Мы сейчас в полулье от Аллоша, там, за деревьями, уже видны венчающие холм ветряные мельницы... Их существование доказывает, что мистраль здесь дует щедро. Он обеспечивает процветание городка, он же обеспечивает его здоровье. Я убежден, что зараза сюда не добралась, что здесь ее никогда не будет. Поэтому мы попросим убежища у его жителей.

— Я боюсь, — вздохнул нотариус, — что они откажутся принять нас.

— Если мы предложим им устроить в лесу карантин, — сказал капитан, — у них не будет причин бояться нас.

— Кроме того, — продолжил Панкрас, — у меня там есть большой друг, мельник. Его зовут Леонар Гондран, он мой молочный брат. Он должно быть довольно важный человек в своей деревне, и я уверен, что он замолвит за нас словечко.

Зачумленные возвращались от пруда, чистые и веселые, и требовали что-нибудь поесть. У всех был хороший аппетит. Маленький галантерейщик заиграл на флейте, и, чтобы размять затекшие ноги, зачумленные ели, танцуя среди маков.

Женщины сварили картошки, открыли небольшой бочонок анчоусов, бидончик масла и две большие банки варенья, которое они намазывали на сухари. Все ели с большим аппетитом, в то время как солнце медленно приподнимало облака, опиравшиеся на горизонт. Как только показалось солнце, все поднялись. Нотариус, стоя на большом камне, торжественно поблагодарил небеса, и они отправились в путь, болтая как на воскресной прогулке.

Тем не менее, среди этих зеленых и свежих полей Панкрас говорил себе, что несмотря на ранний час они должны были бы видеть работающих крестьян и могли бы расспросить их. Но они никого не видели, и доктор начал опасаться, как бы чума не водворилась и здесь.

Он ошибался. Вовсе не чума прогнала крестьян: то был страх.

Они шли больше часа и наконец увидели на вершине холма целую батарею ветряных мельниц.

— Вот и Аллош! ― воскликнул доктор. — Возможно, мы спасены. Не отставайте и улыбайтесь.

Через несколько минут они заметили группу мужчин, которые с возвышенности смотрели на прибывающих.

Капитан раздвинул свою подзорную трубу, глянул в нее и сказал:

— У них ружья.

— Честно говоря, я этого боялся, — вздохнул доктор. — Нужно их успокоить. Если мы запоем, они не станут нас бояться.

Он затянул веселый провансальский рождественский гимн, все стали ему подпевать, а клирик, пятясь, отбивал такт.

Группа мужчин не двигалась, но вдруг раздался громкий голос.

— Ни с места!

Шагах в двадцати от поющих, из-за изгороди, вышел мужчина. Шествие остановилось, а доктор направился к нему.